Книга Полдень сегодняшней ночи - Дмитрий Володихин

Мечников видел это меньше минуты. Потом невесомые паруса-крылья сложились и собрались у Петровича между лопаток в два маленьких бугорка. Не больше детских кулачков размером.

– Спасибо… Спасибо что ты показал… что я мог видеть их…

– Благодарить следует не меня.

Каша из кирпича и арматуры. Сражение за Москву

15 июня, часа на два позже конца предыдущей главы

Э-э-эммм… Да. Понятней будет, если я начну эту главу с одной старинной байки. Ее смеха ради поведал Мортяну сослуживец, который был такой умник, что две жизни прослужил в бесячьей пехоте, а потом, зараза, десантировал с ребятами в Срединный мир, с понтом потерялся и нагло отпал в крещение. Но байка толковая. Так вот, дело было в гражданскую войну. То ли белому офицеру, то ли красному комиссару цыганка нагадала большое везение на тот же день, еще до полуночи. Сказала, мол, как во второй раз родишься. Однако, вышло совсем обратно. Нарвался их разъезд на засаду, кого-то постреляли до смерти, кого-то в плен взяли. Тот, кому предсказано, ускакал было, одного из револьвера положил, второго, лихой был человек. Ну, третий его взял. В барабане оказалось пять патронов, а не шесть. Этот, беглец, жал и жал на курок, а патрона-то нет какою-то неведомой притчей. Всех повязали, свезли в глухую деревню, побили, конечно, как водится, и оставили в сарае под замком ожидать судьбы. Ну, эти лукавые прохиндеи разобрали крышу и чуть не убежали. Однако тут явились стрелки с винтовками, и утечь у пленных не вышло. Построили их, бедных, прямо в сарае у стенки, напротив же бойцы с винтовками встали. Старшой своей расстрельной команде командует: «Товсь!» А этот, о ком речь, все думает, мол, где ж везение, может, пугают их всех, а сейчас простят или еще что-нибудь, к окончательной погибели не касательное… Но вот старшой командует: «Огонь!» И те из винтовок палят всем попавшимся прямо в лица, даже глазами к стене приговоренных не повернули, война, какая тут разница… Все подстреленные падают. Один только стоит, везунчик. Этот самый. То ли пуля мимо него прошла, то ли стрелки разобрали свои цели неравномерно. Словом, вышла полная нелепость, человек жив остался, цел-невредим. Тут ему исполнилось гадание. И второе рождение – вот оно. Издавна повелось, единожды казненных по второму разу не казнить. Помиловать бы должны, дать ему жить. А как рассудят с ним поступить, так пускай и рассудят. Хоть бы как жить, можно и навоз убирать, и прислуживать… Однако старшой обычай старинный презрел. Опять он руку поднимает… «Товсь!» И дула везунчику смотрят в самые очи. «Как же так! – кричит, – не должны вы меня расстреливать!». Старшой хитро ему так улыбается. Кричи, мол. Мы, чай, знаем, что тебе положено, а что – нет. «Огонь!» Тут его удачливая жизнь и прервалась. Всей первой биографии было ему тридцать три года, а всей второй – тридцать три секунды…

Вот так и Мортян. В смысле, двое суток ему – липовое везение…

После Вепревского моста раны на спине все никак не зарастут. Оприходовала, тварь конопатая, так что мало не показалось. Но это – полбеды. Сержант недоброго конца опасался. Все-таки бежал, задачу не выполнил, не порвал неприятеля в клочья… По всему выходило – карачун ему светит от столичного полковника. Конечно, тот и сам проигрался. Конечно, дальше всех забрался и больше всех крестовиков побил как раз мортянов отрядец, а не кто-то. Но начальство, оно что? Оно не проигрывает, оно свершает маневр. А подчиненные, они что? Они вовсе не совершают никаких маневров, они трусливо утекают с поля боя, срывая мудрые планы начальства… Испокон веков так бывало, перемены, однако, не видно.

Полкан гвардейский выстроил войско, пересчитал. Вышло, сорока девяти бойцов не хватает. Считая тут и тролля, исключительно ценной боеединицы… Потом ставит сержанта перед строем и глядит грозно. Одна у Мотряна мысль: пытать как будет – огнем или металлом? Или, может быть, какой-нибудь магией? Лучше бы сразу показательно сгубил, авось после гибели опять на службу примут, а не в какой-нибудь котел с кипятком, как рядовую незаслуженную душонку… Не раз бывало: помрешь, и опять в строю. Но Зеленый Колокольчик решил по своему. Говорит, мол, вот, мерзавцы, единственный образец мужества и профессионализма. Равняйтесь на него, скоты. И вешает на рог Мортяну орден Железного черепа. А это для простого пехотного сержанта, видишь как, не шутка. Тут тебе и двойной оклад и полуторный отпуск, и бесплатный бордель раз в сорок суток. Словом, остоеросел Мортян от такой неожиданности, и едва не пропустил уставной отзыв: «Служим темному князю!»

Потом, однако, размыслил маленько, и размякать не стал. Потому что доброго начальства не бывает. Особенно, когда начальство – высокое. Пуще того, столичное. Оно как тайфун или, скажем, болото. Одним словом, стихийное бедствие. Не испытывает к тебе никаких злобных чувств, но когда прошло рядышком, радуйся, ежели цел. Лучший, твою-то распротак, исход. Ну а когда оно, начальство это, высокое и столичное, облагодетельствовать тебя вознамерилось, ничего другого ожидать не стоит, кроме прямого и ясного подвоха. Вот Мортян и настроился на подвох. И даже подсчитывать в уме стал, матерый бесище, во сколько ему Железный череп встанет. Жаль, отказаться поздно…

Верно, вскорости зовет его полковник в шатер и по прибытии для порядку два раза бьет по зубам и один раз – по рогам. Ну, это мы знаем, от простецких тычков и затрещин начальству одно уважение. Без пинка и зуботычины армейская жизнь прочно стоять никогда не будет. Сержант премного поблагодарил и ждет продолжения. Тот ему наглядно объясняет, мол, по большому счету, пытать бы надо, огнем, а потом железом. А после смерти душу на службу не пущать, а в котел ее. Тут, однако, Мортян не удержался, и подумал, что в котел, конечно, можно, но не тянет на кипяток его упущение. Полковник заржал, чисто конь. Люблю, говорит, тупых, храбрых и упрямых, вроде тебя. Вся, говорит, преисподняя на таких чурбанах держится. Есть для тебя, сообщает, одна задача. Витязей, мол, у неприятеля надо б поубавить. С дружинниками-то справимся. Сам, мол, понимаешь. Сержант понимал: слабо вышло одному магу против четырех витязей, силенок маловато. Так ясно было это Мортяну, что он даже и думать про такие простые вещи не стал. Ну а раз, говорит полковник, мне слабо, может, ты справишься. Ах ты ж херувим, ангелоподобный, уловил-таки… Уловил, говорит, уловил. Давай, мол, бери химеру, еще две легковые машины бойцов и преследуй эту их дружину скрытно… Въедешь в Москву, сиди тихо, найди только, где они отсиживаются. Когда заварушка начнется, ударишь в тыл. Твое дело – витязя прикончить. Хоть одного. Тогда останешься при ордене. Тогда я тебя в офицеры выведу, я могу, мол. А нет, ну, не обессудь, служивый. Котел не котел, а до капралов разжалуют, бляшечку орденскую снимут, доходяг сторожить в забое у гномов отправят… Что такое урановая пыль знаешь?

Такой у них вышел разговор.

Еще хороший у них разговор вышел. Не прибил начальник, не замучил попусту. И в забой сразу не отправил в виде доходяги. Такое начальство – еще толковое. Такое начальство еще даже уважать можно. Понимает службу…

Ну, пошел Мортян подбирать бойцов. Из бесей взял Тирсицкого и Пляу. Ветераны, крепкая кость. Прочнее этих двоих в роте, почитай, никого и не осталось. Аксель был ничего, спорый, хваткий, да его порвало у моста. А вот Дан – чисто понос химерин, никакой в нем надежности. Спалил его начальник, и ладно, и ангелы его заберите. Добра такого даром не надо… Ладно. Взял еще пятерых «ударников» из людей «капитана Рыбаченка». Последних. Одним только бесям посреди человечьего города светиться – не с руки. Пускай эти хлюпики их прикроют.