Книга Лилея - Елена Чудинова

— А волоса у тебя куда как хороши, — продолжал свекор. — На них глядя трудно не заподозрить в тебе нашей доброй франкской крови. Поведаю тебе сериозно легкомысленную примету Скончания Дней: станет рождаться совсем мало блондинок. Только по этому признаку я сейчас у утешаю себя, что теперь еще не конец. Воротимся в дом, дитя.

В дому сделалось за недолгие часы их отсутствия так уютно, словно в нем жило изрядное семейство. Параша месила тесто в необычной квашне, верно вытащенной из чулана. Была та в форме корыта и на высоких ножках — выше стола. По краям были приделаны непонятного назначения толстые доски. Катя деловито ощипывала невесть где и когда добытую курицу, Ан Анку возился с весело разгорающимся очагом. Каменный пол сверкал теперь чистотою, на столе громоздились две головы сыра, короб с мукою, кусок свежего масла, обернутого в лист лопуха.

— Любо, — Параша сняла с пальцев последние ошметки и одним движением сдвинула доски над корытом. — Внизу квашня, сверху доска. Опара подымется, муки добавил и наверх выложил. Тут же и разделывать потом. Дома такое бы соорудить как воротимся.

— Типун тебе на язык, — Катя смахнула сгибом руки перышко с лица. — Разве можно заране говорить, что воротимся?

— Выпей доброго этого сидра, дама Роскоф, — Ан Анку окинул Нелли проницательным взглядом. — Я чаю, ты устала.

— Разве Ларошжаклен не для себя его заначивал? — Нелли слабо улыбнулась.

— Мнится мне, он не будет в обиде, — Ан Анку умехнулся.

Нелли неохотно приняла протянутый ей оловянный стакан, отпила, не различая что пьет. Однако ж сил прибыло. Она сделала второй глоток, уже наслаждаясь бодрым терпким вкусом. Верно скоро уж научится она разбираться в сем напитке не хуже, чем в винах.

— Думаю, обратно надобно добираться под парусом, — господин де Роскоф также с удовольствием принялся подкрепляться напитком. — Вы вить повезете с четверть мешка настоящих монет для нужд отца Роже. Да и мальчику, я чаю, еще не по силам такое изрядное пешее путешествие.

Казалось, господин де Роскоф нимало не сомневался, что обратно они поедут вместе с Романом. Ах, Роман, братец мой, сколь же хорошим человеком тебе должно вырасти, коли за жизнь твою плачена такая цена!

— Прогуляемся-ко на наше кладбище, невестка, я покажу тебе семейные могилы, — господин де Роскоф поднялся. — Ухаживать за ними тебе не доведется, но хоть раз поклониться надлежит.

Ан Анку зачем-то протянул ей два маленьких оловянных кувшинчика, в один из которых перед тем плеснул воды из стеклянного графина, в другой — молока.

— Возьми, я тебя научу, зачем сие, — кивнул господин де Роскоф.

Золотисто-коричневая церковь с выбитым на стене неуклюжим корабликом была в двух шагах от дома пирата. Они прошли на кладбище.

— Жены моей здесь нету, — говорил господин де Роскоф, пробираясь между плитами. — Верней, не упокоились здесь обеи мои жены, та, кою боготворил я в младости, и та, с коей прошел рука об руку долгие годы. Оне в Париже. Первая и была парижанкою, как ты, поди, знаешь, а вторую трудно было перевезти на родину в смутные дни. Но вот мой отец.

Елена подошла к могиле, неудобно удерживая в руках сосуды. Пониже латинской эпитафии, каковую затруднилась она перевести, в камне было выбито небольшое углубление.

— Наши местные свычаи немного дики. Сюда надо налить молока либо святой воды, чтоб накормить душу. Праведной душе нечего делать над камнем могилы, да и в земном пропитании она едва ли нуждается. Однако ж в Бретани надлежит быть бретонцем.

— Так наливать молока или воды? — слабо улыбнулась Нелли.

— На твое усмотренье, невестка.

Нелли наклонила кувшинчик с водою: святая вода, быть может, полезней душе чем обыкновенное молоко? Несколько брызгов попало на руку. Чтоб святая вода не пропала, она поспешила слизнуть ее с пальцев. Вода отчего-то оказалась соленой.

— А рядом — моя матушка.

На сей раз Нелли отчего-то показалось, что лучше налить молока.

— А вот и сам старый капер Дени, — видя замешательство Елены, господин де Роскоф усмехнулся. — Его б, я чаю, лучше всего было угощать ямайским ромом. Ну да чего нет, того нет. Мнится мне, немного святой воды грешнику тож не повредит.

Так двигались они от могилы к могиле, покуда кувшинчики не опустели. Долгим было сие шествие, поскольку господин де Роскоф рассказывал обо всех понемногу. Что-то Нелли знала от мужа, что-то было ей впервой.

Не сразу заметила она, что солнце давно миновало зенит.

— Я оставлю тебя ненадолго, хочу помолиться в церкви.

— Хорошо, батюшка.

Нелли осталась одна среди могил. Вокруг, за низенькой, по колено, каменной оградкою, городок жил своей жизнью. Девчонка несла корзину зелени — уж не та ли, что привиделась на рассвете среди камней и воды? Теперь она глядела заурядною — в черной юбке с высокою тальей, с укрытыми черной же шалью плечами, в старых некрасивых башмаках. Женщина болтала со стоящей на тротуаре соседкою, свесившись из растворенного окна. И все ж на маленьком кладбище было тихо, ровно незримая стена, много выше настоящей, проведенная рукою самое Смерти, отдаляла сей клочок земли от мира живущих. Тот всадник, что так торопится, вроде как и не слишком громко выбивает копытами искры из мостовой. Быть может, Смерть, ласково играя с Нелли, чуть сжала ее уши своими бесплотными ладонями? Это была добрая Смерть, она заставала людей в собственных их постелях, она подходила к изголовью старшей сестрою Сна. Она могла быть штормом и волною, но не ведала обличья человека.

Путник лихо спешился, повертел головою в поисках коновязи, обошелся суком платана. Прежде, чем он решительно направился к церкви, Нелли узнала Анри де Ларошжаклена.

— Щаслив Вас видеть, мадам де Роскоф, — крестьянская шляпа с белою кокардою взметнулась, описав круг в воздухе. — Белый Лис с Вами?

— Отец в церкви. Не станем тревожить его, он выйдет сейчас, — не узнавая бесцветного своего голоса произнесла она.

— Я не смею мешать его молитвам, — де Ларошжаклен говорил таким же пустым голосом, что и она самое. Нелли поняла вдруг, что ему столь же больно. Что-то еще было в его взоре, ищущем ее глаз, что-то непонятное. Он словно искал ее утешения.

— А я перенимаю здешние обыкновения, — она попыталась улыбнуться, указывая ему кувшинчик из под святой воды. — У нас в России не делают поилочек на могилах. Девять дней после смерти, правда, ставят на подоконницы блюдечки с водою, но не с освященной, с простой.

Ларошжаклен зачем-то принял из рук Нелли пустой сосудец, тут же отставил его на ближнее надгробие, задержал ее руку в обеих своих.

— Как же стыдно иной раз, что ты до сих пор жив — в особенности когда видишь эдакую вот беззащитную маленькую руку, созданную единственно для неги и жизни безмятежной — столько между тем испытавшую.

Ну, достается ей нонче с двух сторон! Дался же им этот загар! Ну да, загар, а еще ссадины с царапинами, да и ногти, хоть и чисты, конечно, но не слишком блистают полировкою. Ему, вишь, стыдно, что она загорела, так надо, чтоб и она застыдилась. Нелли разулыбалась было уже непритворно, но тут Ларошжаклен сделал престранную вещь.