Книга Я убью тебя, менеджер! - Евгений Зубарев

Разумеется, мне тут же захотелось ее трахнуть. Это было абсолютно искреннее, ничем другим, кроме естественных природных чувств, не обусловленное желание, закономерно возникшее в перегретом мозгу задерганного жизнью репортера-самца. Если бы не Миша, я бы, наверное, так бы и поступил, трахнув ее в этом кресле безо всяких глупых предисловий, и только потом сказал бы ей сакраментальное «здравствуйте».

Но Миша быстро вошел в кабинет следом за мной и принялся надсадно кашлять, обозначив свое присутствие сверх всякой меры.

Поэтому я просто сел в кресло рядом с Камминг и сказал ей:

– Здравствуйте!

Она привычно растянула губы до ушей, улыбаясь мне, как родному, и указала стаканом на бутылку:

– Привет, Иван! Присоединяйтесь. В субботу это возможно, не правда ли?

Это был вопрос человека, до конца не уверенного в том, можно ли в России пить по субботам. Мне показалось очень важным убедить Марию в том, что у нас это действительно возможно, причем именно по субботам, и, конечно, только поэтому я налил себе полный стакан и тут же быстро отхлебнул оттуда, догоняя мою собеседницу.

Миша тут же захлопотал, притащив нам с Камминг столик на колесах, на котором стояла вазочка с крекерами и еще чем-то таким же невнятным, а на обратном пути от кресел к редакционной кухне Миша вдруг ополовинил мой стакан, быстро отлив мой виски в свою кофейную чашку, и пошел себе дальше, как будто ничего и не было. Сомневается, значит, в моих потребительских возможностях.

– Ну что, Иван Леопольдович, – обратилась ко мне Камминг, улыбаясь теперь уже одними лишь уголками губ, – вы готовы представить сценарии по сюжетам десятого номера «Интершума»?

Я начал было всерьез вспоминать, что там такого было наворочено в десятом номере, но Камминг тут же устало махнула мне рукой. Затем она отпила немаленький глоток из своего стакана и сказала вдруг, с умилительно торжественным видом:

– Лайф из лайф, не правда ли? Жизнь – это такая сложная штука.

Я внимательно посмотрел на нее, чуть пригубил в ответ свой виски и на эту банальность решил промолчать. Мне показалось, что Камминг неожиданно быстро надралась сверх всякой меры, но непонятно было, когда она успела это сделать.

Миша снова объявился в кабинете, притащив большую запотевшую бутылку кока-колы и поднос с высокими стаканами. Постояв с минуту посреди своего кабинета, Миша оглядел диспозицию, потом нагло, никого не стесняясь, вымерил шагами расстояние между мною и Камминг и вышел, бросив напоследок на меня укоризненный взгляд.

Камминг ничего этого не видела. Она презрительно прищурилась на кока-колу и уже не проговорила, а промычала мне глубоким сопрано:

– Иван, мы должны обсуждать все вопросы с вашими текстами очень подробно. Надо очень подробно. Очень глубоко. Как можно глубже. Обсуждать все вопросы.

Она встала со своего кресла и нетвердой походкой направилась к моему креслу. Лицо у нее вдруг стало абсолютно бессмысленное, как-то вдруг расплылись брови, губы, даже тело – все, что доселе казалось таким твердым и жестким, будто высеченным из черного мрамора, сейчас оказалось слепленным из мороженого крем-брюле и теперь откровенно таяло прямо на меня, капая каплями виски на мои брюки и рубашку.

Это зрелище оказалось омерзительным. Я быстро встал со своего кресла и, не думая об этикете, такте или тому подобной ерунде, бегом бросился в коридор, где лоб в лоб снова столкнулся с Мишей. Миша направлялся к нам в кабинет с очередной порцией льда.

– Миш, я пошел отсюда, – сказал я ему почему-то шепотом и сделал пару неуверенных шагов к дверям.

– Ты что, охренел? – искренне удивился он, отставив лед в сторону и схватив меня за локоть.

Я виновато смотрел на него и не знал, что говорить. Я и сам не понимал, как так получается, что еще полчаса назад казавшаяся столь желанной и привлекательной женщина вдруг становится отвратительной медузой, от которой хочется немедленно сбежать.

– Миша, она очень надралась, – сказал я так, как будто это все сразу объясняло.

– Ну и что? Так даже проще, – резонно заявил Миша, еще крепче вцепляясь мне в локоть.

– Я пошел, – упрямо сообщил я Мише, деликатно выкручиваясь из его неумелого захвата.

– Иван, ты должен ее трахнуть! – приказал мне главный редактор, сурово нахмурив брови, но оставив попытки удержать меня руками.

– Почему это именно я должен ее трахать? – возмутился я, осторожно продвинувшись еще на пару метров к вожделенным наружным дверям.

– Потому что я расист, – неожиданно признался мне Миша, тяжело вздохнув. – У меня с ней ни за что не получится. Я буду очень переживать за наше неполноценное потомство, – едва не плача, объяснил он, а потом, понизив голос и доверительно положив мне руку на плечо, просто сказал: – Да потому, что презервативов у меня с собой нет, балда!

Тут его качнуло, и я понял, что Миша пьян не меньше, чем Мария. Мне стало весело.

– Да-a, не думал я, что мой редактор окажется таким дремучим ксенофобом! – вскричал я во весь голос, как на митинге в защиту толерантности, но тут в коридоре показалась Камминг, практически снявшая с себя свое роскошное платье.

Она протянула к нам свои тонкие шоколадные руки, но мы оба смотрели не на руки, а на вывалившуюся из платья грудь и полоску белых стрингов. Это выглядело неплохо, но тут я перевел взгляд на ее лицо и немедленно пожалел об этом – невыносимо приторная, омерзительно сладкая гримаса, предназначенная для выражения страсти, на самом деле выражала последнюю степень опьянения упившейся в хлам самки, еще недавно бывшей весьма желанной и аппетитной женщиной. Камминг, похоже, сейчас вообще себя не контролировала – из уголков ее губ стекало по струйке коричневой слюны, подкрашенной колой или виски, тушь под глазами размазалась по ставшим вдруг неожиданно заметными скулам, а запах перегара от нее валил такой, что я без звука отпер дверь, выскочил в коридор и, захлопнув ее с той стороны, для надежности еще и привалился на пару минут спиной к холодной стали – отойти от ужасного зрелища и выиграть себе пару минут для дальнейшего бегства.

Из-за двери вдруг донеслись страшные крики Миши. Я подумал, что этот вечер будет для него серьезным испытанием, и искренне пожелал ему стойкости, мужества, а также случайно завалявшегося в кармане презерватива. После чего в три прыжка пересек коридор, выскочил на лестничную площадку и влетел в гостеприимно открытый лифт.

Выбираясь на улицу, я еще и телефон отключил, чтобы окончательно вычеркнуть этот вечер из своей жизни.

Глава двадцать третья

Бывают дни, похожие надень расплаты за всю халяву, что на тебя однажды сваливалась с небес, – за все заветные удачи, когда работа спорилась сама, идеи приходили косяками, а темы воплощались в материал простым сложением новостного повода, читательского письма и комментария неумного, а потому излишне откровенного чиновника. Причем эти случайные, по сути, материалы затем вдруг покупали за наличные сразу две газеты, три журнала и один глупый, зато богатый телевизионный продюсер, и ты потом неделю мог не работать, а лениво слоняться по Сети, изучая новости и сплетни.