Книга Семейное дело - Чарлз Стросс

— А разве нельзя? — спросила она.

— Разумеется, нет! — возмутилась Маргит. — Не то в обществе будет на целый месяц разговоров только об этом!

— А-а, — равнодушно проговорила Мириам.

Ольга подмигнула. «Вот оно что! Принуждение и надзор с помощью лиц своего же круга. Если им почудится, что я не собираюсь подчиняться правилам, мне никогда не удастся узнать о конечной цели их действий», — решила она. Ольга теперь вовсе не казалась ей самой большой проблемой, скорее возможной союзницей.

* * *

Первым делом они отправились во дворец Торолдов, огромное хаотическое нагромождение камней в самом конце Рома-авеню, широкой, мощённой булыжником улицы, застроенной большими особняками. Дилижанс с путешественницами подъехал к главному входу, позади вереницей растянулся эскорт. Тем временем явились слуги с приставной лесенкой, которую мигом пристроили к надлежащему месту, прежде чем открыть дверь. Первой вышла Маргит, за ней Ольга, которой, чтобы протиснуться, пришлось повертеть задом, Мириам вышла последней, прикрыв глаза от дневного света, словно узница, освобожденная из подземной темницы.

Дворецкий, облаченный в нечто вроде замысловатой выбранной хозяевами дома униформы — куртку поверх коротких, до колен, брюк и просторные мягкие сапоги — громко зачитал (из полученного письма) для собравшейся стайки зевак:

— Его превосходительство великий герцог Энгбард из дома Лофстромов чрезвычайно рад препоручить вашей заботе леди Маргит, владелицу поместья Праг, ее превосходительство баронессу Ольгу Торолд и ее превосходительство графиню Хельгу Торолд-Хъёрт, дочь Патриции из той же семейной линии. — Он низко поклонился и уступил место стоявшему позади него мужчине. — Ваше превосходительство.

— Добро пожаловать в мой дом, под мою опеку и защиту. Прошу воспользоваться моим гостеприимством, — произнес тот.

— Граф Оливер Хъёрт, — громко прошептала Ольга, обращаясь к Мириам. Та отделалась неподвижной улыбкой и безжизненным взглядом, а затем последовала примеру Ольги: сделала реверанс. — Благодарю вас, сударь, — громко и внятно ответила Ольга, — и принимаю ваше покровительство и защиту.

Мириам эхом повторила ее слова. Английский, как оказалось, был здесь по-прежнему основным языком высшей знати. Ее познания в местном наречии все еще ограничивались парой вежливых междометий.

— Восхитительно, мои красотки, — сказал граф, не улыбнувшись. Он был высокий и худой, почти скелет, а самой впечатляющей его особенностью были поразительные очки в черной оправе, которые балансировали на самом кончике костлявого носа; грязновато-черные брюки и алый сюртук поверх рубашки с галстуком-шнурком составляли его наряд. Он производил впечатление общей потертости и поношенности, еще, заметила Мириам, граф был не при шпаге. — Если позволите, Бартис покажет вам ваши комнаты. Как я понимаю, вас еще ожидает поездка, часа на два, ко двору.

Он повернулся и мрачно удалился без единого слова.

— Каков наглец! — Ольга крепко сжала руку Мириам.

— Кто?

— Он унизил тебя, — злобно прошипела Ольга, — и меня, чтобы насолить тебе! Чудовищная неучтивость! Ну, идем, пусть слуги покажут нам наши комнаты… а заодно и твои. Нам с тобой еще нужно кое-что доделать, прежде чем отправиться ко двору.

* * *

Час спустя Мириам обрела двух придворных дам, острый приступ головокружения, растущее подозрение насчет коммунальных прелестей этого мрачного нагромождения камней (оказывается, лишенного таких жизненно необходимых благ, как проточный водопровод и электричество) и шею, занемевшую от навешанных на нее многочисленных ожерелий. Придворные дамы, подобно Маргит, были родственницами, у которых отсутствовал четко выраженный дар, позволявший путешествовать между мирами. Мисс Бриллиана из Оста и мисс Кара из Прага (одна блондинка, другая брюнетка) с виду были смиренные овечки, ожидающие своей очереди на брачном рынке, но, проведя пару дней с Ольгой, Мириам относилась к внешним впечатлениям с явным недоверием.

— Вы действительно выросли на другой стороне? — округлив глаза спросила Кара.

— Да, там. — Мириам кивнула. — Зато мне никогда еще не приходилось представляться ко двору.

— Мы все устроим, — уверенно сказала другая, Бриллиана. — Вы отлично выглядите! Уверена, все пройдет превосходно.

— А когда нам следует выезжать? — спросила Мириам.

— Да когда угодно, — беззаботно ответила Бриллиана.

В дилижансе стало куда теснее, когда внутрь кареты забрались шесть разодетых женщин. Экипаж дребезжал и подпрыгивал на ухабах, проезжая по улицам, а Бриллиана и Кара были поглощены взволнованной беседой с компаньонками Ольги, Светланой и Эрис. Зажатая между этими двумя дамами Ольга поймала взгляд Мириам и подмигнула ей. Мириам хотела пожать плечами, но теснота была такая, что она едва дышала; о том, чтобы пошевелиться, не было и речи. «Очень хорошо, что я пока не поддаюсь клаустрофобии», — язвительно подумала она, стараясь отыскать хоть какие-то плюсы в сложившейся ситуации.

После часа непрерывной вибрирующей тряски, означавшей движение, дилижанс свернул на длинную подъездную аллею. Как только он остановился, Мириам услышала доносившийся снаружи звон стеклянной посуды, смех и голоса скрипок. Ольга дернулась, пытаясь повернуться.

— Слышишь, скрипки! — сказала она.

— Судя по звуку, кажется, да.

Дверь кареты открылась; явились приставная лесенка и лакеи, в расшитых золотом ливреях, столь же богатых и излишне роскошных, как и платья дам. При виде пассажиров они с волнением застыли по сторонам.

— Благодарю, — сказала Мириам, удивив лакея, предложившего ей руку. Она огляделась. Они стояли перед широкими воротами огромного дворца, из стеклянных окон которого на лужайку изливались потоки света. Внутри мужчины в камзолах, укороченных так, чтобы открыть пышные в коленях панталоны, были едва заметны в обществе женщин, одетых в немыслимо сложные вечерние платья. Зал был так огромен, что оркестр играл на балконе, прямо над головами собравшихся.

Мириам почти мгновенно испытала острый культурный шок и позволила двум «дамам», Каре и Бриллиане, повести ее вперед, словно галеон под всеми парусами. Кто-то оглушительно громко выкрикнул ее имя — вернее набор странных титулов и званий, под которыми ее знали здесь. На миг Мириам пришлось собрать все свое мужество, когда она увидела, как окружающие повернули головы, чтобы взглянуть на нее, одни с любопытством, другие с удивлением, третьи надменно и горделиво, а некоторые неприязненно и враждебно… имена ничего не значили для нее. Она думала только об одном: как бы не подвели ноющие пальцы ног, как бы не сошла с ее нарумяненного напряженного лица застывшая угодливая улыбка. «Это не я», — рассеянно думала она, когда ее представляли целому водовороту титулованных напыщенных идиотов и самодовольных жеманниц, закутанных в шелк и меха. «Это просто плохой сон», — твердила она себе, страшась мысли, что эти люди — ее семья и что ей, вполне возможно, придется провести остаток своих дней на подобных приемах.