Книга Чапаев и Пустота - Виктор Пелевин

– Да в чем же дело? – спросил Сердюк, участливо приседая на колени напротив японца.

– Я осмелился просить вас о последней услуге и совершенно не подумал, что никто не окажет ее вам, если я совершу сэппуку первым. Чудовищный позор.

– Мне? – спросил Сердюк, поднимаясь на ноги, – мне?!

– Ну да, – сказал Кавабата, тоже вставая и устремляя в глаза Сердюку горящий взгляд. – Кто ж вам-то голову отрубит? Гриша, что ли?

– Какой Гриша?

– Да охранник. Вы ж с ним только сейчас говорили. Он только череп проломить может своей дубиной. А по правилам отрубить надо, и не просто отрубить, а так, чтобы на лоскуте кожи повисла. Представляете, если покатится, как некрасиво будет? Да вы присядьте, присядьте.

Во взгляде Кавабаты была такая гипнотическая сила, что Сердюк непроизвольно сел на циновку – его сил хватило только на то, чтобы отвести глаза от лица Кавабаты.

– И вообще, мне кажется, вы не знаете, что говорит о сэппуку учение о прямом и бесстрашном возвращении в вечность, – сказал Кавабата.

– Чего?

– Как живот распарывать, представляете?

– Нет, – тупо глядя в стену сказал Сердюк.

– Разные способы есть. Самый простой – горизонтальный надрез. Но это так себе. Как у нас говорят, пять минут позора, и видишь будду Амида. Все равно что въехать в Чистую Землю на «запорожце». Вертикальный разрез чуть получше, но это стиль lower-middle class, к тому же провинциально. Напоследок можно позволить себе что-нибудь получше. Можно еще крест-накрест. Тут два способа – прямой крест и диагональный. Этого я бы тоже не советовал – знаете, если вверх-вниз разрежете, христианские аллюзии увидят, а если по диагонали – андреевский флаг. Еще решат, что вы из-за черноморского флота. А вы ведь не морской офицер, верно?

– Верно, – без выражения подтвердил Сердюк.

– Вот я и говорю – ни к чему. Года два назад в большой моде был двойной параллельный надрез, но это вещь сложная. Так что я бы советовал длинный косой разрез снизу вверх слева направо с небольшим доворотом к центру в конце. С чисто эстетической точки зрения вещь безупречная, и вслед за вами я, скорей всего, поступлю так же.

Сердюк сделал попытку встать на ноги, но Кавабата положил ему на плечо руку и усадил на место.

– К сожалению, все приходится делать второпях, – сказал он со вздохом. – Нет ни белых ширм, ни подходящих курений. Нет воинов с обнаженным оружием, ждущих на краю площадки… Хотя Гриша есть, но какой он воин. Да и потом, они не нужны на самом деле. Это только на тот случай, если самурай изменит своей клятве и откажется делать сэппуку. Тогда его забивают как собаку. На моей памяти таких случаев не было, но все-таки это очень красиво – когда вокруг огороженного квадрата ждут люди с обнаженным оружием, и солнце сверкает на стали. Вообще-то… Хотите, я Гришу позову? И еще Семена со второго этажа? Чтобы было ближе к изначальному ритуалу?

– Не надо, – сказал Сердюк.

– Правильно, – сказал Кавабата. – И правильно. Вы, конечно, понимаете, что главное в любом ритуале – не его внешнее оформление, а то, чем он наполнен изнутри.

– Понимаю, понимаю. Все понимаю, – сказал Сердюк, с ненавистью глядя на Кавабату.

– Поэтому я абсолютно уверен, что все пройдет отлично.

Кавабата поднял с пола короткий меч, купленный в магазинчике, вынул его из ножен и пару раз рубанул им воздух.

– Сойдет, – сказал он. – Теперь вот что. Всегда есть две проблемы – не упасть на после разреза на спину – это очень некрасиво, очень, но здесь я вам помогу. А вторая – это не задеть позвоночник. Поэтому лезвие не должно погружаться уж слишком далеко. Давайте сделаем вот что…

Он взял несколько бумажек с факсами – среди них Сердюк заметил лист с нарисованной хризантемой, – сбил их в стопку, сложил вдвое и аккуратно обернул лезвие, так что остался выступ сантиметров в семь-десять.

– Вот так. Значит, правой берете за рукоять, а левой – за это место. Втыкать надо несильно, а то, знаете, застрянет и… Ну а потом вверх и направо. А сейчас вы, наверно, хотите сосредоточиться. Времени у нас немного, но на это хватит.

Сердюк сидел в каком-то оцепенении и все глядел в стену. В его голове шевелились вялые мысли о том, что надо бы оттолкнуть Кавабату, выбежать в коридор и… Но там запертая дверь, и еще этот Гриша с дубинкой. И еще, говорят, есть какой-то Семен на втором этаже. В принципе можно было бы позвонить в милицию, но тут этот Кавабата с мечом… Да и не поедет милиция в такое время. Но самым неприятным было вот что – любой из этих способов поведения предполагал, что настанет такая секунда, когда на лице Кавабаты проступит удивление, которое сменится затем презрительной гримасой. А в сегодняшнем вечере все-таки было что-то такое, чего не хотелось предавать, и Сердюк даже знал что – ту секунду, когда они, привязав лошадей к веткам дерева, читали друг другу стихи. И хоть, если вдуматься, ни лошадей, ни стихов на самом деле не было, все же эта секунда была настоящей, и ветер, прилетавший с юга и обещавший скорое лето, и звезды на небе – все это тоже было, без всяких сомнений, настоящим, то есть таким, каким и должно быть. А вот тот мир, который ждал за отпираемой в восемь утра дверью…

В мыслях Сердюка возникла короткая пауза, и он сразу же стал слышать тихие звуки, прилетавшие со всех сторон. У сидящего с закрытыми глазами возле факса Кавабаты тихо урчало в животе, и Сердюк подумал, что тот уж точно совершит всю процедуру с легкостью и блеском. А ведь мир, который предстояло покинуть японцу – если понимать под этим словом все то, что человек мог почувствовать и испытать в жизни, – уж точно был намного привлекательнее, чем вонючие московские улицы, которые под пение Филиппа Киркорова наплывали на Сердюка каждое утро.

Сердюк понял, почему он вдруг подумал о Киркорове, – из-за стены, где сидели девушки, долетала какая-то из его песен. Потом послышались звуки короткого спора, приглушенный плач, и щелкнул переключатель программ. Невидимый телевизор стал передавать программу новостей, причем Сердюку показалось, что на самом деле канал не переключался, просто Киркоров перестал петь и начал тихо говорить. Потом послышался возбужденный шепот одной из девушек:

– Ну точно, смотри! Опять бухой! Смотри, как по трапу идет! Ну точно говорю, бухой в сиську!

Сердюк думал еще несколько секунд.

– Да катись оно все, – решительно сказал он. – Давай меч.

Кавабата быстро подошел к нему, встал на одно колено и рукоятью вперед протянул ему меч.

– Погоди, – сказал Сердюк и расстегнул рубашку под пиджаком. – Сквозь майку можно?

Кавабата задумался.