Книга Дорогой широкой - Святослав Логинов

Простирнули одежду, натянули на себя мокрое, благо что солнышко палит, двинулись в путь.

— Эх, — произнёс Юра, пристально глядя перед собой, — что ж они делают, дураки? Ведь пропадём за такой жизнью. В городах это ещё не так заметно, а того не понимают, что город без деревни не проживёт, канадцы нас не век кормить будут. Третий месяц еду и всё жду: должна же где-то быть настоящая жизнь. А навстречу такое попадается, что глаза бы не смотрели. Может, зря ты, Манёк, по Руси ходишь? Может, тут уже спасать нечего, осталось только страну в морг свезти? Чего молчишь, Манёк, а?..

Богородица молчал долго, потом ответил:

— Правильно спрашиваешь. Вот так посмотришь на мир, поневоле нехорошие вопросы рождаются. Я и сам надеюсь, что за каким-то поворотом окажется вдруг замечательная жизнь, такая, которой не стыдно. А жизни этой всё никак не встречается.

— Чего тебе-то впустую надеяться, ты же говорил, что всё знаешь.

— Знаю, а всё равно надеюсь.

— Что-то я не понял… Так есть она или нету?

— Хороший ты человек, Юра, — произнёс Богородица после нового молчания, — но надежда у тебя всё-таки послабже моей. Ты уж не сердись, но я тебе правды не скажу.

— Ладно тебе, — сказал Юра чуть обиженно. — Это ещё посмотреть надо, кто из нас сильнее на лучшее надеется. А впрочем, не хочешь — не говори, я и без тебя знаю, что если не сейчас, то когда-нибудь всё станет как надо. Русский человек до конца никогда не издохнет. Чтобы такую простую штуку понять, всеведущества не нужно. Так что запевай народную!

— Вот это всегда пожалуйста:

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома,

Снова между нами города,

Звёздные огни аэродрома…

А дом и впрямь далеко, и вернуться к нему можно только неезженой дорогой, если, конечно, хочешь, чтобы когда-нибудь всё стало как надо. Главное, не сворачивать с выбранного пути и надеяться на лучшее, даже когда умерла последняя надежда.

Надежда — мой компас земной,

А удача — награда за смелость,

А песни — довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось!

ГЛАВА 11

ГАЛОПОМ ПО ЕВРОПАМ

Широка страна моя родная

Народная песня

Места пошли не то чтобы голые, просто поля стали пошире и лес посветлей. Это в Новгородских краях можно сутками бродить по чашобе и человечьего жилья не сыскать. Плутают не только приезжие, но и старожилы, которым, кажется, каждая кочка должна быть знакома.

— У самого дома блудила-блудила… Знаю, что рядом, а места не признать! Уж я так наругалась, всех богов оскопила. И где меня чёрт кружил, до сих пор не пойму.

На юге тоже можно заблудиться, а всё лес уже не тот. Хотя, казалось бы, какие тут юга? Знаменитый чащами Муром, не говоря уже о Тамбове с его волками, поюжнее будет. Увы, посведены заповедные Муромские леса, прорежены так, что не узнать. Иного гринписовца послушаешь, так хоть вешайся; вообще, говорят, ничего не осталось. Впрочем, есть и добрые вести: пьяненький мужичок на рынке рассказывал, будто бы в один прекрасный день бригада лесорубов сдала делянку прям-таки идеальную, словно не вырубка это, а полянка лесная. Лесники поморщились и говорят: «Хотите ломаться — дело ваше, но штраф мы оформим на полную катушку». Мужики ругаться не стали, пожали плечами, будто бы так и надо. А через день возле лесничества остановились три навороченных джипа, вылезли оттуда навороченные бритоголовые мальчики и такого наворотили, что не приведи судьба. Доходчиво и очень больно объяснили мелкому лесному начальству, в чём его обязанности состоят. Получать, мол, будете не по сорок пять, а просто по пять рублей с куба, и чтоб к весне на делянках молодые сосенки зеленели. А иначе снова приедем и по второму разу объясним для тех, кто с первого недопонял.

Разумеется, у простых лесорубов такой крыши не бывает, просто среди лесопромышленников нашёлся вменяемый человек, понявший, что бизнес его может быть прочен, если деревья не только валить, но и сажать. В противном случае в лесокомбинаты средства вкладывать не имеет смысла. Остатки можно и на старых пилорамах докромсать.

Правда, нет — кто скажет? Пьяненькому мужичку веры не больно много, а где трезвого взять? Русский человек, если пить бросает, немедля хочет правды взыскать, а взыскующему правды веры ещё меньше, чем пьяному. Вот когда увидим на делянках сабанный плуг, а ещё лучше — ряды посаженных сосёнок, тогда и поверим. А покуда хотя бы мечтой потешимся. Где ты, бритоголовый защитник, — не всё ж тебе невинных бить, побей разок и виноватого.

Так или иначе, асфальтовый каток упрямо двигался на юг, и Москва, казалось, уже за ближайшим холмом. Ещё одно усилие, и вальцы примутся трамбовать брусчатку Красной площади. Простым машинам въезд туда запрещён, а катку почему бы и не проехаться? Это же спецтранспорт, поди определи, зачем его пригнали? Может, власти стоянку для кремлёвских автомобилей вздумали устраивать возле Спасской башни, а для этого нужно заасфальтировать устарелую брусчатку. С них, с властей, станется. Один Синюхов мог бы заподозрить неладное, но непреклонный подполковник, по всему судя, остался в Новгородских краях, а путешественники, чиркнув по краю Ярославщину, въехали во Владимирскую область. До Москвы оставалось меньше двухсот километров.

* * *

Районные отделения милиции прежде всего привлекают прохожих стендами «Их разыскивает милиция». Хмурые фотороботы глядят из-под стекла, пугая прохожих врождённой уголовностью, а то, что о каждом сказано лишь, что разыскивается он за совершение тяжкого преступления, добавляет настроению таинственно-детективный оттенок. Погляди на мрачную физиономию и отгадай, какое именно тяжкое преступление совершил выставленный гражданин, а какое покуда не совершил, но уже задумал и лишь ножик подбирает поострее.

Второй тип милицейских стендов — наглядная агитация ГАИ (как уже говорилось, ныне эта почтенная организация называется как-то по-другому или даже по-третьему). Тут на нечётких чёрно-белых фотографиях красуются вдребезги разбитые «жигулята», а порой и их хозяева, но никогда не появляется вдребезги разбитых асфальтовых катков. Короче, Юра рассматривать милицейские стенды любил.

Но на этот раз невинное развлечение обернулось шоком и стрессом. Поверх выцветших фотографий была прикноплена ксерокопия приказа. Во Владимирской области начинался месячник безопасности дорожного движения. Стандартное, в общем-то, мероприятие, но в самом конце документа имелась приписка, заставившая Юру судорожно глотнуть и попятиться, словно он собственный фоторобот увидал на стенде среди ламброзовистых морд особо опасных преступников. Текст приказа гласил: «Особо обращаю внимание на необходимость тщательной проверки колёсных и гусеничных тракторов, асфальтоукладчиков, асфальтовых катков и иной дорожной техники. Контроль за выполнением приказа возлагаю на себя. Начальник ДОБДД Владимирской области полковник Синюхов».

И хотя месячник должен был начаться лишь через два дня, Юра опрометью бросился к катку и всю ночь безостановочно мчал к ближайшей административной границе. И лишь миновав придорожную стелу, успокоился немного и запел народную песню: «Так и знай, я уеду в Иваново». Зачем нужен город невест женатому мужчине, у которого уже дочь невеститься начала, Юрий ответить не мог, а то, что мимо Москвы он пролетел со свистом, понял лишь через неделю, когда, объезжаючи по кромке запретную Владимирскую область, попал не в Подмосковье, как ожидал, а в Нижегородский край. Так оно бывает: в Новгород или Ростов, хоть Великий, хоть в Нижний на Дону, судьба пропускает с лёгкостью, а в Москву — ни-ни! Не смог Коля Ключник к первопрестольной ключик подобрать, и красуется она как за семью замками, недоступная простому путешественнику.