Книга Ведьмак - Виталий Гладкий

– Помрем мы, Иво… Все помрем. Эта нечисть нас не отпустит.

– Конечно, помрем. Но в свое время. А пока нужно разобраться во всей этой истории. Что-то тут не так. Нутром чую.

– Надо сходить к ДЕРЕВУ, – каким-то безжизненным голосом сказал Зосима.

– Давай завтра, а? Сегодня дел невпроворот.

– Сам пойду. Мне нужно одному…

– Камлать будешь? Перестань. Ты бы лучше сходил к Идиомычу, да пузырь у него выпросил взаймы. Он только тебе и даст. А то, знаешь ли, душа успокоения просит. Да и мысль нужно раскрепостить.

Идиомыч – еще одна примечательная личность нашего Близозерья. Близозерье – это когда-то так обозначалась на карте наша деревенька. Теперь ее название осталось лишь в памяти аборигенов.

Приезжие и жители близлежащих населенных пунктов прозвали несколько изб у моего озера Плешкой. Почему именно Плешкой, уже никто не помнит. Но я не любил это слово; от него веяло старостью и унынием. То ли дело – Близозерье. Звучит как название какого-нибудь поселения хоббитов в романе-фэнтези.

Так вот, что касается Идиомыча. Он был вроде блажного. Более странной личности я в жизни не встречал. Мало того, никто в деревеньке не знал ни его имени, ни фамилии.

А прозвище сообщил какой-то заезжий профессор, знакомый Идиомыча, который приезжал на пленер с юной студенткой – подальше от глаз старой, изрядно поднадоевшей, жены. Мы с ним маленько приняли на грудь, и молодящийся мужик с ученой степенью, который явно сделал себе операцию по подтяжке лица, рассказал, что работал вместе с Идиомычем в каком-то исследовательском институте.

(Это когда для профессоров еще находилась работа и они были востребованы. То есть, в советские времена. Тогда были настоящие, не липовые, профессоры. А сейчас любой жулик может назвать себя даже академиком. И ксиву себе запросто выправит со всеми печатями о присвоении такого высокого звания. Да что ксиву – ордена покупают! Плати деньги – и все дела. А я, дурак, сколько раз жизнью рисковал, чтобы получить несколько цацек на грудь).

Нужно сказать, что профессор отзывался об Идиомыче с большим уважением. Он поведал мне, что его прозвище произошло не от бранного «идиот», а от греческого слова «идиома» (то есть, Идиомыч – человек своеобразный), и что в свое время новый жилец нашего Близозерья выдавал на гора совершенно гениальные идеи и слыл ходячей научной энциклопедией.

А потом, когда развалился Союз, все как отрезало. Идиомыч оставил работу, где ему почти год не выдавали зарплату, ушел из семьи, чтобы не быть ей обузой и лишним ртом, а затем вообще куда-то исчез лет на пять. Потом появился, но уже здесь, в нашем захолустье, и даже при деньгах.

Уж не бомбу ли атомную Идиомыч помогал клепать иранцам или кому там еще?

На этом наш разговор о личности Идиомыча закончился, и мы продолжили трепаться о других, более приятных, вещах. Например, о женщинах. Коллега Идиомыча был в любовных делах был докой.

Идиомыч был, как говорится, тише воды, ниже травы. О том, что он дома, в своей избе, мы узнавали только вечером, когда Идиомыч зажигал свет.

Иногда в своих охотничьих походах мы с Зосимой встречали его в лесу или на болотах. Не узнать его мы никак не могли. Он всегда был в одной и той же выцветшей ветровке, изрядно потертых джинсах, китайских кедах размера на два больше (чтобы можно было носить толстые шерстяные носки) и с тощим рюкзачком за плечами.

Раза два или три мне довелось стать невольным свидетелем занятий Идиомыча. Однажды я простоял в кустах добрых полчаса, наблюдая за тем, как он, сидя на поваленном дереве, пристально изучает строение какого-то растения.

Идиомыч держал эту травку на уровне глаз, не меняя позы, все то время, что я за ним подглядывал. С ума сойти… Ему бы в снайперы податься. Там тоже нужна нечеловеческая выдержка, особенно когда сидишь в засаде. Не дай Бог шевельнуться; тогда пиши пропало.

У Идиомыча всегда был изрядный запас спиртного, хотя этим делом он и не увлекался. Мы с Зосимой, уж не помню как, проведали о таком неиссякаемом источнике, и время от времени пользовались своим знанием, подшакаливая у бывшего гения бутылочку-другую; естественно взаймы.

Но потом мне надоело побираться, а также ждать милостей от Зосимы, который все ленился заколотить бражку, и я завел себе личный погребок. На этом наши отношения с Идиомычем и закончились.

– Не-а, – отрицательно мотнул головой Зосима. – Не пойду. Надо подумать…

С этими словами Зосима натянул на ноги свои утюги и вышел на улицу. Я проводил его до калитки, а потом долго смотрел ему вслед. (Долго – это минуты две, пока Зосима не скрылся за поворотом).

Куда и девалась его по-особенному легкая и мягкая охотничья походка. Зосима брел, как столетний старец, едва переставляя ноги. Вся его согбенная фигура выражала отчаяние.

А может, и вправду нам всем придет быстрый кырдык? Ну нет, я так не согласен! Вот ей болт, этой нечистой силе! Нужно срочно найти место, откуда она выползает. И залить его хлоркой вместе с известью. От этой гадости сам нечистый будет чихать и плакать.

Одевшись, я пошел по дачникам. Мне хотелось добыть побольше информации о событиях прошлой ночи.

Оказалось, что ночное представление призраков видели не все. И самое интересное – светящихся амеб наблюдали только очень впечатлительные.

Народ был в шоке. Кое-кто уже засобирался покинуть Близозерье и паковал вещи. Я их не осуждал; сам такой. Было бы куда ехать… Еще один ночной «концерт» такого плана – и все мои представления о мироздании рухнут. Точно придется уйти в пустынь, грехи замаливать. А их у меня, ох, сколько накопилось…

Наконец я дошел и до избы Идиомыча. Зайти к нему или не стоит беспокоить ТАКОГО человека по пустякам?

А, зайду. Что мне терять? Вдруг у бывшего ученого информация о ночном происшествии более толковая. А то до сих пор я слышал только «охи» и «ахи» совсем сбрендивших дачников.

Я осторожно постучал. В ответ тишина. Неужели Идиомыч опять где-то шастает? Вполне возможно. Я постучал громче – так сказать, на посошок. Объявится Идиомыч – хорошо, нет – ну и ладно.

– Входите, открыто, – вдруг раздался глуховатый голос.

Он звучал не из-за двери, а откуда-то сбоку. Я повернул голову и понял, что голос вылетел из открытой форточки.

Я вошел. До этого я еще ни разу не посещал жилище Идиомыча. Обычно водку он давал нам с порога.

Его изба была совсем небольшой, раза в два меньше, чем моя. Ну просто монашеская келья.

Красный угол занимали иконы. Много икон. Притом все старинные; даже древние – это я определил сразу.

У Каролины одно время было хобби – собирать разное старье, в том числе и иконы. К нам приходили эксперты и оценщики антиквариата, и в процессе их переговоров с женой я кое-что намотал себе на ус. Теперь я и сам с достаточной точностью могу определить и «школу», из которой вышел иконописец, намалевавший икону, и время ее изготовления.