Книга Император - Николай Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не учили сироту в школе «росомах», как общаться с потерянной когда-то и вновь обретенной матерью. Оказывается, поведать историю своей реальной жизни много сложнее, чем выложить собеседнику легенду разведчика, загнанную в память «мозгогрузом».
Слишком многое произошло за минувшие годы… И далеко не все можно было рассказать даже родному человеку!
– Какая вкуснятина наша росская пища! – воскликнула мать, опустошив тарелку флотского борща.
«Что за гадостью тебя кормили, если тебе самый обычный флотский борщ кажется вкуснятиной?» – подумал Осетр.
Он продолжал мучиться, не зная с чего начать разговор. Пока не сообразил, что можно не только говорить, но и слушать. Разговор – не всегда обоюдные реплики. Иногда это одностороннее действие…
И когда содержимое всех тарелок было подметено, Осетр отправил посуду в утилизатор и спросил:
– Как же ты жила все эти годы, мама?
И она принялась рассказывать.
Как похитители покидали Медвежий Брод, графиня Шувалова не помнила, поскольку находилась без сознания. Пришла в себя она уже на борту пиратского корабля, когда тот находился в сотнях, а то и тысячах парсек от Сверкающей. Потому что именно состоявшимся прыжком можно было объяснить жуткое чувство голода, обрушившееся на пленницу, когда сознание вернулось.
Впрочем, в тот момент она думала вовсе не о голоде – искала сына. Однако Миркина рядом не было. И вообще никого не было – графиня находилась в помещении одна-одинешенька.
А потом она вспомнила, что случилось на Медвежьем Броде, и душа ее переполнилась двумя чувствами. Сначала облегчением, ибо отсутствие Миркина означало, что нападающие так и не отыскали обезьянник; а потом невыносимой тоской, ибо больше она сына никогда не увидит. Если же и увидит, то ничего хорошего в этом нет – значит, его тоже захватили в плен, и ждет Миркина неизбежная смерть…
Очень скоро графине стало ясно: лучше жить без сына, но с надеждой на то, что он жив, чем вместе с ним, но безо всякой надежды на будущее. Думать о том, что он мог тогда попросту погибнуть от рук пиратов, она себе просто запретила.
А дальше ее ждала жизнь самой обычной рабыни.
Пираты продали графиню Шувалову некоему торговцу живым товаром. Почему так произошло – она и по сю пору не знала. Судя по разговорам пиратов на Медвежьем Броде, кто-то заказал ее похищение. Вместе с сыном. Возможно, без сына она была неведомому заказчику совершенно не интересна. Это добавляло надежды на то, что Миркин все-таки остался жив. Она молила бога, чтобы так оно и случилось, и дала себе зарок никогда не пенять на свою судьбу – сколь бы тяжелой она ни оказалась, – лишь бы сын остался в живых. Большего она не желала все эти годы…
Хотя вера на будущую встречу жила в ней всегда.
Боже милостивый, наверное, именно эта вера и не дала графине умереть с тоски. По Родине, по дому, по сыну…
Торговец живым товаром, в свою очередь, продал ее своему партнеру по бизнесу. А тот – бею Ибрахиму ибн Аль-Фариду, жителю планеты Ибн-Джухайям, что в Новобагдадском халифате. Аль-Фарид купил женщину, польстившись на ее высокородное происхождение. Ему весьма льстило, что воспитанием его сына будет заниматься росская графиня. Именно у Аль-Фарида она и прожила более пятнадцати лет. За это время количество ее воспитанников возросло с одного до двадцати. Одиннадцать мальчиков и девять девочек…
Новобагдадские семьи численно втрое-вчетверо превосходят росские, и жен у бея насчитывалось три. Только плодись!
Конечно, жизнь графини была нелегкой (возня с таким количеством детей отнимает все время), но эта судьба – все же лучше каторжного труда на хлопковых плантациях. А очень многие рабы в халифате заканчивают свою жизнь именно там. Так что графине Шуваловой еще повезло. Для домашних работ у Аль-Фарида хватало служанок, а воспитательница занималась исключительно детьми. Жены бея воспитательницу также не слишком притесняли. Разве лишь поругивали порой… Ну да брань, как известно, на вороту не виснет!
Старший сын Аль-Фарида, Омар, уже стал взрослым, когда графиню снова похитили. Ночью, прямо из дома, спящую. Судя по всему, всех обитателей дома либо убили, либо каким-то путем усыпили, поскольку похищаемая ничего не почувствовала и шума никакого не слышала.
В общем, отчасти повторилась давняя история, пережитая на Медвежьем Броде. Разве что сын при похищении не присутствовал…
Когда графиня очнулась на борту корабля, первой мыслью было, что ее выкрали соотечественники. Потом она и сама не понимала, почему так подумала. Но в первый момент испытала безудержную радость. Более того, графине показалось, что ее нашел и похитил именно сын…
Однако это оказались мерканцы.
Объяснили, что много лет ее искали. Но на вопросы отвечать не стали. Привезли ее на планету, где, в отличие от Ибн-Джухайяма, все говорили по-меркански. Здесь ничего объяснять не стали.
Живите, мол, пока живется, а дальше будет видно.
Вот так графиня Шувалова и оказалась на Саммерсити. И провела там два месяца, пока не случилось то, что она не совсем понимает…
* * *
– На сей раз тебя выкрали соотечественники, мама, – сказал Осетр, когда графиня закончила рассказ. – И именно твой сын.
– И ты не представляешь, сынок, как я этому рада! – Мать улыбнулась той самой улыбкой, которую, как оказалось, он все еще помнил. – Ты стал «росомахой», как я понимаю.
Он хотел рассказать ей, кем он стал на самом деле, но решил, что пока это будет рано.
И так слишком много сногсшибательных новостей! Всему свое время! А Приднепровского мы предупредим, чтобы господа флотские не проболтались при матери о настоящем статусе сына.
– Да, мама. Я стал «росомахой». Ведь именно «росомахи» спасли меня тогда, на Медвежьем Броде!
Поразмыслив немного, Осетр решил, что мать пока не стоит везти прямиком в Петергоф. О появлении такой гостьи в императорском дворце непременно станет известно журналистам. А значит – очень скоро – и Вершителю Бедросо.
И такая новость сделается главным доказательством участия росского флота в операции на Саммерсити…
Не нужна пока империи такая определенность.
Пусть мерканцы поломают голову в догадках о том, кто увел у них из-под носа графиню Шувалову. А потому придется пока скрывать маму от широкой общественности. Как бы ни хотелось совсем другого…
Он связался по закрытому каналу с Железным Генералом.
После взаимных приветствий не удержался:
– Ну вот, Всеволод Андреич… Я и сам жив-здоров и мать свою освободил! А вы боялись…
Дед проглотил пилюльку и глазом не моргнув:
– Я очень рад, ваше императорское величество, что у вас все получилось. Но продолжаю считать, что это был чрезвычайно легкомысленный поступок, присущий не императору, а юнцу.
