Книга Именины каменного сердца - Виктория Борисова

Он видел огромную паутину из серых нитей, простирающуюся в пустоте. Выглядела она совершенно так же, как и обыкновенная, но при многократном увеличении. Если посмотреть в микроскоп, то даже муха покажется монстром, а уж паук и вовсе выглядит как персонаж фильма ужасов, порожденный буйной фантазией художника… Только вместо мух в паутине запутались живые люди. Одни еще полны сил, от других остались только высохшие оболочки, кто-то уже смирился со своей участью, а кто-то бьется, пытаясь освободиться, но со стороны видно, что исход у всех один.

Зрелище было такое страшное, что Павел хотел было бежать прочь – и не смог. Миг – и липкая паутина опутала и его самого. Вот она сжимает все теснее и теснее, давит на грудь, не дает дышать… Еще немного – и больше не останется сил, каждый глоток воздуха – как последний. Он извивался, силясь освободиться, вырваться…

И проснулся.

Теперь он лежал в холодном поту, с бьющимся сердцем и безуспешно пытался хоть немного успокоиться и привести мысли в порядок. То, что рассказала Марьяна, не добавляло оптимизма. Он-то думал, что в его власти уйти или остаться, а получается, что и здесь не так все просто. Можно, конечно, успокаивать себя тем, что все это – только совпадения, и жить спокойно. Ну, или попытаться, по крайней мере.

Но некая часть его существа точно знала, что это только пустые отговорки и на самом деле офис, оформленный по последнему слову дизайнерской мысли, – это всего лишь декорация, приманка, рассчитанная на таких, как он. Глупых и жадных людишек, падких на внешний лоск, на разноцветные погремушки, украшенные наклейками, которыми можно хвастаться друг перед другом, словно малыши в песочнице…

А платить за это приходится – жизнью.

По всему выходило, что отступать ему некуда. Уволиться – значит обречь себя не только на полунищенское существование, это бы еще куда ни шло, но и ждать скорой смерти. Остаться – тоже никак невозможно. Превратиться в еще один винтик адской машины, предать себя – это ведь тоже смерть, только более замедленная, растянутая во времени.

В общем, куда ни кинь – все клин.

И потом, если даже каким-то чудом удастся выкрутиться самому, то как же Надя? Вдруг с ней что-нибудь случится? От одной этой мысли стало нехорошо. Странно даже – еще совсем недавно он думал только о себе, а теперь рядом доверчиво спит женщина, и потерять ее – все равно что свою душу… Как теперь быть, если любовь делает человека таким уязвимым?

Но и без нее – жизни нет.

К утру небо затянули плотные серые облака и снег посыпался крупными, пушистыми хлопьями. Павел с Марьяной сидели на кухне, допивая кофе. Они молчали, словно не решаясь заговорить о том, что тревожило и мучило обоих.

Пытаясь заполнить неловкую паузу, Павел включил телевизор. На экране мелькали картинки новостей из жизни большого города – где-то открылся новый универмаг, где-то строят целый квартал элитного жилья посреди вековой дубравы под протесты местных бабушек, где-то машины столкнулись… Привычный информационный шум, заполняющий пространство. Смотреть и слушать было совершенно неинтересно, Павел переключил канал – и в следующий миг сильно пожалел об этом.

Перед ними предстала фотография какого-то парня. В общем, ничего особенного, самое обыкновенное лицо, даже симпатичное. Но за кадром диктор вещал совершенно замогильным голосом:

«Ушел из дому и не вернулся гражданин Андреев Руслан Аркадьевич. Приметы пропавшего: на вид тридцать– тридцать пять лет, рост сто восемьдесят сантиметров, глаза карие, волосы темно-русые. Особая примета – слева на лбу маленький шрам. Всех, знающих местонахождение пропавшего, просим позвонить по телефону…»

Марьяна ахнула и прикрыла рот ладошкой. Она сразу побледнела, и глаза стали казаться почти прозрачными и совершенно огромными.

– Что случилось?

– Руслан! Он тоже у нас работал. Месяц назад уволился. Точнее, его уволили. Ой, Паша, что же это такое…

Час от часу не легче. Еще один… Выходит, что их страхи – вовсе не пустые фантазии! Даже удивительно, как еще никому не пришло в голову сложить два и два, поинтересоваться судьбой бывших коллег и задуматься над собственными дальнейшими перспективами. Или – пришло? И все молчат, в надежде, что минует чаша сия?

Павел залпом допил остывающий кофе, подхватил свой пиджак со спинки стула и направился к двери. Марьяна кинулась вслед.

– Паша, подожди! Куда ты уходишь, я ведь еще не одета! Дай хоть пять минут собраться.

Он обернулся к ней, взял ее руки в свои и строго сказал:

– Значит, так, милая. На работу ты сегодня не пойдешь. Если хочешь – позвони и соври что угодно – заболела, уехала, умерла…

– Но почему? – возмутилась Марьяна.

– Мне так будет спокойнее. Я сам должен все решить, понимаешь? Не знаю еще, как я это сделаю… Но по крайней мере попытаюсь.

Он неловко поцеловал ее в висок, пригладил растрепавшиеся волосы. Марьяна покорно притихла, и, пока он надевал пальто в прихожей, зашнуровывал ботинки, она стояла молча и только смотрела на него долгим, неотрывным и жадным взглядом. «Вот так, наверное, на войну провожали когда-то!» – мелькнуло у него в голове.

Мысль была непрошеная, даже нелепая – тоже мне герой-одиночка нашелся! Борец с мировым злом, блин… Всего и делов – забрать документы и получить что там причитается в кассе, а напридумывал себе столько, будто как минимум отправляется на битву Света и Тьмы.

Но в глубине души он точно знал, что именно этот день станет решающим в его судьбе, и не только его одного. Именно сейчас определится, как он будет жить дальше… И будет ли вообще.

Глава 20

До офиса Павел добрался только к половине одиннадцатого. Только войдя туда, он почувствовал совершенно особую атмосферу всеобщего отчуждения, словно весь персонал, от топ-менеджеров до девочек на ресепшн, представлял собой единый организм, отторгающий его, как инородное тело. Брр… Даже холодно стало!

Он шел по коридору и видел, как сотрудники расступаются при виде него, словно боятся подхватить заразную болезнь. Разговоры сразу смолкали. Бывшие коллеги, те, с кем он еще недавно по-приятельски здоровался, сидел за одним столиком в буфете, пил кофе и перекидывался шутками, смотрели на него со смешанными чувствами. Тут было и презрение, и брезгливая жалость к неудачнику, – так прохожие смотрят на раздавленную собаку посреди мостовой! – и поднимающее ввысь ощущение собственного превосходства…

Хотелось крикнуть – чему вы так радуетесь, глупые? Кого хотите обмануть, кроме себя самих? Я видел вас, видел ваши настоящие лица… Может, я и сам такой, не спорю, но вы-то выглядите как сборище живых мертвецов!

Когда он зашел в родной отдел, никто даже не повернул головы. Павел громко поздоровался, но ответа не услышал. Только Александр Анатольевич выглянул на секунду из своего кабинета и, глядя куда-то вбок, мимо него, коротко бросил:

– Сдайте текущие дела Антону!