Книга Беру свои слова обратно - Виктор Суворов

Так писали официальную историю для толпы. В те же годы наши маршалы и многозвездные генералы писали другую, секретную историю для ограниченного круга. Генералы и маршалы в секретных книгах тоже экономили на правде, но деталей сообщали больше. Некоторые из генеральских книг были рассекречены через полвека после начала войны. Итак, официально, для народа: «в связи с отсутствием на тыловых оборонительных рубежах заблаговременно развернутых резервов». А для ограниченного круга сообщалось, что не только резервов не было на тыловых оборонительных рубежах, но не было и тыловых оборонительных рубежей (Л.М. Сандалов. Боевые действия войск 4-й армии Западного фронта в начальный период Великой Отечественной войны. М., 1961. С. 106). Генерал-лейтенант В.Ф. Зотов воевал на соседнем фронте: «Минно-взрывных заграждений не было. Противопехотные проволочные заграждения были построены, но их тоже явно не хватало. Строительство тыловых рубежей по плану, к сожалению, не намечалось» (На Северо-Западном фронте (1941-1943). Сб. статей участников боевых действий / Под ред. П.А. Жилина. М., 1969. С. 175).

Официальная история войны подробностей не сообщала. Нам скороговоркой сказали, что к вечеру 22 июня был захвачен Кобрин, и галопом понеслись дальше. Подумаешь, Кобрин.

А мы задержимся.

В Кобрине находился штаб 4-й армии. Этой армией, как и всеми остальными армиями Первого стратегического эшелона, никто не управлял с самого первого момента войны просто потому, что оборонительная война не замышлялась, не планировалась, не предусматривалась. Падение Кобрина означало захват противником штаба, командного пункта и узла связи 4-й армии. А это, в свою очередь, значило, что вечером 22 июня управление 4-й армией было потеряно полностью и окончательно.

Там же, в Кобрине, находился штаб 14-го механизированного корпуса. Штаб 4-й армии не управлял своими корпусами, но и оба корпуса не управляли своими дивизиями: штаб 28-го стрелкового корпуса был разгромлен ранним утром 22 июня в Бресте, штаб 14-го механизированного корпуса — во второй половине того же дня в Кобрине.

Говорят, что 4-я армия Западного фронта имела мало самолетов. Святая правда. Однако все познается в сравнении. Одна только 4-я армия в районе Бреста имела самолетов больше, чем их было во внезапном японском ударе по Перл-Харбору. Авиация 4-й армии — это 10-я смешанная авиационная дивизия. Штаб — все в том же Кобрине. Там же, в Кобрине, — основной аэродром дивизии и 123-й истребительный авиационный полк.

Ранним утром германская авиация накрыла все аэродромы 10-й смешанной авиационной дивизии. В первые часы войны был захвачен аэродром Высокое со всеми запасами. К концу дня разгромлен штаб авиационной дивизии и захвачен аэродром Кобрин. С этого момента никто авиацией 4-й армии не руководил, никто ею не управлял.

Там же, в Кобрине, находился штаб бригадного района ПВО. После его разгрома и захвата служба воздушного наблюдения, оповещения и связи перестала действовать. Больше никто не предупреждал войска 4-й армии о приближении вражеских самолетов, не управлял зенитным огнем и не координировал его с действиями истребительной авиации.

Там же, в Кобрине, находились армейские госпитали. И они тоже были захвачены противником. Правда, интересно: армейские госпитали — в 50-60 км от границы, а центральный фронтовой госпиталь, т.е. госпиталь более высокой инстанции, — на самой границе, в Брестской крепости. Как такое объяснить? Очень просто: армейский тыл — подвижный. Госпиталям и всем остальным частям и учреждениям армейского тыла предстояло двигаться вперед. Не велика разница: они в ходе наступления пройдут по вражьей земле 500 километров с самой границы или 560, начав передвижение из глубины советской территории. А «фронтовой тыл предполагалось иметь стабильный со стационарными складами, базами, медицинскими, ремонтными и другими частями и учреждениями» (Генерал-полковник Г.П. Пастуховский. ВИЖ. 1988. No 6. С. 19). Оттого что госпиталь высшей инстанции в первой наступательной операции предполагалось оставить на своем месте, его заблаговременно выдвинули ближе к границе, чтобы он не оказался уж слишком далеко от района боев.

Там же, в Кобрине, были огромные запасы боеприпасов, горючего, продовольствия, инженерного имущества и пр. Проще говоря, к вечеру 22 июня 4-я армия была разбита и Брестское направление полностью оголено. Часть войск 4-й армии была блокирована в Брестской крепости.

— 8 -

Вот еще загадка. Через 30 лет после войны в Брестской крепости открыли мемориальный комплекс. Многие восхищались. А я ничего не понимал. Самый для меня необъяснимый монумент — «Жажда». Циклопических размеров железобетонный солдат тянется к речной воде... Да почему же жажда? Кругом вода. Крепость на островах. Крепость построена в месте, где река Мухавец впадает в Западный Буг. Протоки, каналы, заполненные водой рвы и канавы — это один из основных элементов обороны крепости. Крепость тут была и раньше. Старую снесли, новую построили. За тысячу лет до германского вторжения это место выбрано для крепости именно потому, что оно труднодоступно, ибо окружено водой. И вся прилегающая местность низменная, местами болотистая. Грунтовые воды близко. Кто же и как готовил Брестскую крепость к обороне? В каждом полку — саперная рота. А полков в Бресте, как мы видели, в избытке. В каждой дивизии, помимо этого, саперный батальон. И у командира корпуса — еще один саперный батальон. Кроме того, в самой крепости 33-й инженерный полк.

Неужели перед войной никто не удосужился всей этой массе саперов поставить задачу отрыть колодцы в крепости? Вода-то рядом. Чай, не в пустыне.

У этой загадки тоже есть разгадка. Причем предельно простая. Как мы уже знаем, 24-го июня был создан штаб обороны крепости и состоялось первое совещание: капитан Зубачев, полковой комиссар Фомин и старший лейтенант Семенков. «Было принято решение — прорываться из крепости с боем» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 231). Зачем же прорываться? У вас же крепость! Неужто в чистом поле лучше, чем в крепости?

Когда-то очень давно, когда мне было десять лет, осенью 1957 года по вечерам я слушал радиопередачу «Рассказы о героизме». Ее вел писатель Сергей Смирнов. Он рассказывал о Брестской крепости. Передачу вел мастерски, дух захватывало. Не я один слушал. Вся страна со мной. Телевидения тогда у широких народных масс не было, а выступления Смирнова были действительно интересными. Но одна фраза меня поразила. Именно эта: 24 июня был создан штаб обороны крепости, было принято решение на прорыв... Как же так? Если создан штаб обороны, то он должен принимать решение на оборону. Если же штаб на своем самом первом совещании принимает решение бросить крепость, то это не штаб обороны. Этот штаб надо называть как-то иначе.

Между тем и в музее обороны Брестской крепости, во множестве статей и книг повторено тысячекратно: так называемый штаб обороны крепости первым делом принял решение вырваться из нее. Проще говоря, штаб обороны создавался не для обороны и о ней не думал.

Возможно, был создан какой-то штаб. Но в ранг штаба обороны его задним числом возвел писатель Сергей Смирнов.

Можно смеяться, можно плакать, но факт остается: решение об обороне крепости никто не принимал ни до войны, ни после того, как война началась.