Книга Дело о похищенных младенцах - Андрей Константинов

Сначала Соболина, а потом меня.

Рядом с креслом, в котором я так уютно сидел, попивая кофе, пришлось оставить и зонтик, сделав вид, что он просто завалился за кресло.

После этого я направился к выходу из квартиры. Гадалка меня не задерживала, только попросила передать маме, что поняла, о чем та просила. Хоть бы мне объяснила, чего такого она нашла в моих словах? Ну да ладно — поняла, и хорошо.

* * *

Полтора часа я проторчал возле дома гадалки и все это время неистово молился, чтобы ей, не взбрело в голову полить цветочек. Иначе хана диктофону.

А заодно и мне. Примерно через час пошел дождь — не сильный, но противный, поэтому пришлось перебазироваться в ближайший подъезд. Смена погоды привела к смене настроения: было агрессивно-решительное, а стало лирическо-ностальгическое. Подумать только, еще месяц назад я и не думал, что стану работать в «Золотой пуле», у самого Обнорского. Так, работал на стройке, писал для личного пользования рассказы. А потом…

Обстоятельства моего появления в Агентстве не слишком загадочны. После школы я пытался поступить в университет на юридический, но, сдав два экзамена, завалил литературу устно (меня спросили: как в романе Чернышевского «Что делать?» описывалась любовь? А я не вспомнил). Потом армия, полгода в «учебке», полтора на «точке». А после армии куда податься? Ну и пошел в милицию. Три года там отбомбил и ушел — надоело. Халтурил на стройке. А как-то вечером зашла Аня Соболина, они с Володей этажом ниже живут, не помню зачем, а я как раз свой первый рассказ заканчивал. Я ей дал почитать, потом она показала рассказ Обнорскому. Обнорский тоже почитал, сказал мне при встрече, что задатки у меня есть, но надо работать и набираться опыта. Я сказал, что я готов, но не знаю как. Тогда он предложил мне постажироваться в репортерском отделе — ведь в милиции у меня какие-то связи остались, и их можно использовать… Так я стал стажером в «Золотой пуле».

Я посмотрел на часы. Через пять минут уже можно было двигать за диктофоном.

* * *

Мои полуторачасовые молитвы были благополучно услышаны, и диктофон оказался в полном порядке — его не выкопали и не залили водой. Не возникло никаких проблем и с изъятием записывающего устройства из тайного хранилища — в смысле, из горшка с неизвестным, если не науке, то уж мне точно, растением. Так же благополучно вернулся в мое пользование и зонтик, который мне очень пригодился по дороге к метро.

В общем, все вышло как нельзя лучше.

Все, да не все…

Я перемотал кассету диктофона на самое начало и приготовился слушать.

Только вот слушать оказалось нечего.

Где— то на фоне полной тишины хлопнула входная дверь, потом еще раз -и все. Сорок минут я ждал чуда, но увы… Чуда не получилось. Я плюнул на это дело, и пошел к Восьмеренко рубиться в виртуальный футбол, пока никого из боссов не было на рабочем месте.

* * *

Кассету мне удалось дослушать до конца только вечером, когда вернулся домой. Мама с удовольствием прочла мне лекцию о вреде алкоголизма и беспорядочных половых связей, словно какому-то малолетке. Сестра Ленка сидела в моей комнате за компьютером и ржала, слушая, как мне устраивают разнос. Доказывать матери, что мне не шестнадцать лет, а двадцать три, было бесполезно, поэтому от этой затеи я отказался сразу. Лучше дослушать до конца, и тогда она сама отвяжется.

Когда наконец лекция закончилась, я решил позвонить своей утренней гостье. Полез в карман и вместе с записной книжкой вытащил диктофон. На диктофоне включил воспроизведение, а на телефоне набрал Юлин номер.

Только вот поговорить мне с ней так и не удалось: пленка оказалась далеко не пустой. Буквально через тридцать секунд после того, как я включил диктофон, из динамика послышалась легкая соловьиная трель звонка, а потом и разговор гадалки с кем-то. Точнее, даже не разговор, а всего одна фраза бабули. Фраза, которой мне вполне хватило для того, чтобы повесить телефонную трубку и целиком сосредоточиться на записи:

— Сегодня же ночью надо квартиру Беловых брать, пока пустая… Ко мне ее сын только что приходил, сказал, что мать в больнице, а отец в командировке.

Бабуля, оказывается, подрабатывала наводчицей.

* * *

Первым делом я спустился к Соболиным, сияя, словно начищенный до блеска самовар, и, слава Богу, застал своего непосредственного начальника дома. Он сидел с ребенком, а Аня звенела кастрюлями на кухне.

Я отмотал диктофон на начало записанного разговора моей бабули с неизвестным. Честно говоря, я ожидал увидеть на лице Соболина если не радость, то хотя бы понимание моей радости. Но он первым делом спросил:

— А откуда у тебя этот диктофончик, детектив хренов?

Вот оно где, прутковское «зри в корень»! Пришлось рассказать все с самого начата: и про диктофон, и про бабулю, и про запись. Володя выслушал и набрал на телефоне чей-то номер:

— Алло, Андрей? Ты не можешь ко мне домой заскочить? Можешь? Через пятнадцать минут? Да тут у меня стажер чего-то откопал, надо бы решить, что с этим делать…

* * *

Влетело мне от Обнорского по самое некуда. Распекали они меня напару с Соболиным от души. Мол, не лезь вперед батьки (тоже мне, батьки нашлись!), какого черта никого не предупредил (привожу лишь те выражения, которые подходят под категорию литературных).

По большей части, конечно, правильно материли, за дело. А в конце Обнорский даже сказал Соболину:

— Видал, какого я вам жука в репортеры подогнал? Стажер, а уже лезет куда не надо.

Я молчал, скромно потупившись, неописуемо гордый самим собой.

* * *

Для того, чтобы подключить к этому делу милицию, Обнорскому вполне хватило пяти минут. Гораздо больше времени понадобилось мне для убеждения шефа в том, что я должен принимать непосредственное участие в данной операции. Во-первых, утверждал я, вся эта история лежит исключительно на моей совести (этого он не отрицал), во-вторых, начатое дело надо обязательно доводить до победного конца (иначе какой смысл вообще за него браться), ну а в-третьих и в последних: кто-то ведь должен представлять хозяев квартиры, в которую полезут воры, так пускай этим кем-то буду я. Не знаю, какой из трех моих доводов оказался решающим, но Обнорский в конце концов сдался. Только сказал, что и сам примет участие в операции — наверное, чтобы личным примером показать стажеру, что такое настоящий журналист-расследователь…

Володя Соболин тоже хотел подключиться к операции, но одного взгляда на жену ему хватило, чтобы об этом даже не заикаться.

* * *

Димке сложившуюся ситуацию я объяснил по телефону. Убедительных доводов против устройства засады в квартире его родителей я от него не услышал, зато неубедительных и малоубедительных хватало с избытком. Но ключи от квартиры он все же доставил в заранее условленное место, доверчиво вручил их мне и попросил ничего там без надобности не крушить, с чем все тут же согласились. С подозрительной, как мне показалось, легкостью.