Книга Застава в огне - Александр Хорт

При последних словах Аскерова Константин напрягся и спросил, похоже, не совсем то, что хотел:

— Ты что — передумал? Решил, что все обойдется?

— Нет, теперь вряд ли обойдется. Дело зашло слишком далеко. Теперь они не остановятся.

— Так надо же что-то предпринимать. Ну, погоняем бойцов, но толку-то от этого — шиш.

— А что в отряде тебе сказали?

— Сказали, что нечего нам гоношиться. В случае чего, вертушки наготове, будут здесь через двадцать минут и оставят от «духов» одни головешки. Короче говоря, на отряд надежды мало, самим думать надо.

— Думай, Петька, думай. Ты теперь командир, сам решай.

Клейменову показалось, что Мансур провоцирует его, только он не понял еще, на что именно. Он ответил с упреком, адресованным одновременно себе и Мансуру:

— Не привык без тебя решать. Так что придется еще какое-то время покумекать. Кое-какие соображения у меня имеются, зайду попозже, обсудим.

— Только ничего у нас не выйдет, пока не закроем одну проблему, — сказал Аскеров и, заметив недоуменное лицо собеседника, объяснил: — Проблему черного джипа. Заходи потом. Я здесь до ночи буду.

Глава 6

Золотая ручка Надир-шаха

Надир-шах ехал на машине в свою резиденцию. Ему нравилось, как идет подготовка к операции против российских пограничников. Все хорошо продумано и учтено, они владеют инициативой, значит, противник будет вынужден принимать решения на ходу, то есть все зависит только от них. А значит, у них все шансы на успешный исход, на победу в этом давнишнем противостоянии.

Машина остановилась. Бодрый и энергичный Надир-шах в сопровождении верного Додона приближался к дому, когда неожиданно из окон донеслись женский плач и причитания. Тотчас из дверей появился запыхавшийся, перепуганный телохранитель.

— Господин! Господин! Беда! — залепетал он с побледневшим лицом.

Надир-шах бросился в дом и вбежал в комнату Парвины. Девушка лежала на кровати, ее трясло в лихорадке, она задыхалась. Над ней склонились доктор и телохранитель. Женщины из прислуги ахали и рыдали. При появлении хозяина они почтительно расступились, телохранитель с поклонами отошел от кровати, и только доктор не обратил внимания на появление Надир-шаха, продолжая свои манипуляции. Он даже не стал отвечать на его взволнованные вопросы и только тогда, когда тот повысил голос, объяснил:

— Господин, мне придется сделать ей промывание желудка. Тяжелое отравление.

— Что для этого требуется?

— Мне нужен один помощник. Остальных прошу удалиться. Нужно много кипяченой воды, полотенца, таз.

Надир-шах приказал телохранителю обеспечить все необходимое, остальным велел уйти из комнаты. Смертельно бледная Парвина смотрела на него с мольбой и болью.

— Спаси ее, будешь богатым, — коротко бросил Надир-шах доктору, и тот молча кивнул, отлично понимая, что ожидает его при неудачном исходе лечения.

Разгневанный Надир-шах быстрыми шагами вышел из комнаты и прошел в свой кабинет. Ситора как ни в чем не бывало, сидя за маленьким столиком, работала с ноутбуком. Уже готовая к тому, чтобы дать отпор, она посмотрела на мужа холодным и невозмутимым взглядом, и тот остановился, словно наткнулся на невидимое препятствие. Ему пришлось сделать усилие, чтобы преодолеть его. Ярость была готова прорваться наружу в любое мгновение. Он едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на жену с кулаками. Медленно, чуть ли не по слогам, Надир-шах процедил:

— Зачем ты это сделала?

— Я закончила твою речь на конференции. — Ситора по-прежнему смотрела на него с тем же ледяным спокойствием. — Сейчас правлю обращение Сафар-Чулука. С ним оказалось работы гораздо больше.

Надир-шах шумно вздохнул, чувствуя, что потерял половину запала. Эта женщина имеет над ним полную власть, она всегда заставляет его идти на попятную.

— Мы только разговаривали с Парвиной. Ничего больше между нами не было.

— Ты разговаривал с этой девчонкой? Интересно бы знать, о чем?

Надир-шах потерял последние запасы ярости, точнее, сознания своей правоты. И все равно не мог смириться с тем, что сделала Ситора.

— Не могу поверить, что ты способна на такое, — сказал он.

— Ей основательно промоют желудок, и все будет в порядке. Не беспокойся, она не умрет. Вы еще долго сможете разговаривать.

— Этого я тебе не прощу.

Надир-шах повернулся, чтобы уйти. У Ситоры невольно задрожала нижняя губа, она постаралась спрятать охвативший ее испуг за привычной улыбкой. Она не умоляет, даже не просит, она предлагает. Все мольбы и стенания так глубоко внутри, что ни одному мужчине не доведется их услышать.

— Поговори со мной, Надир. Сядь и поговори.

Муж, даже не обернувшись, глухо ответил:

— Ты не женщина, нет. Ты вампир, кровосос. Не хочу говорить, не хочу видеть тебя.

Понурив голову, он вышел из кабинета, где увидел ожидающего его Додона. Чувствовалось, тому не терпится сообщить важную новость.

— Господин, Селим доложил, что его человек на заставе до сих пор не вышел на связь.

— Почему? Он жив, этот человек?

— Да, наблюдатели видели его. Он уезжал, но уже вернулся.

— Ну, не вышел на связь. Что тут особенного? Разве это большая катастрофа?

— Нет, господин, это не так страшно. С гор и так видно все, что они делают. — Додону хотелось, чтобы шеф услышал нужный ответ.

— Значит, все правильно. Передай Селиму: мои приказы остаются в силе. Кстати, что они делают, я имею в виду на заставе?

— Ничего особенного, господин. Они, как стадо баранов, покорно ждут своего резака.

Даже если обстановка на заставе была бы совершенно спокойной, на Клейменова все равно выпала бы тьма-тьмущая забот: одно дело — быть заместителем, и совсем другое — начальником. Разница вроде бы несущественная, однако она есть; теперь ему нужно не только во все вникнуть, проверить бумаги, поговорить с людьми. Необходимо изменить свою психологию, ежеминутно помнить, что ты — первый.

Всю вторую половину дня Клейменов помнил о предстоящей встрече с Аскеровым. Освободился поздно, посмотрел — у того в кабинете горит свет. Вошел в помещение командного пункта, без стука приоткрыл дверь и осторожно заглянул.

Мансур в полудреме сидел в низком креслице, положив ноги на стул. При появлении нового начальника заставы он потянулся, помотал головой, стряхивая остатки дремы, и встал. Ободряюще улыбнулся застывшему на пороге Константину:

— Проходи. Я тебя ждал.

— Ты днем говорил насчет проблемы черного джипа. Мол, закрыть ее надо.

— Да уж не помешало бы. Чтобы не висела над головой. Ты только садись — на стул или в кресло. Я уже насиделся, теперь хочу походить. На ходу лучше думается.