Книга Фарш Мендельсона - Анастасия Монастырская

Забегая вперед, скажу, что врач не приехал. Видимо, никто из родичей его так и не вызвал. А, может, у «скорой» в этот вечер нашлись более приятные вызовы? В любом случае впятером они пытались привести меня в чувство. С трудом, но получилось.

— Эфа, ты меня слышишь?

— А?

— Эфа, ты меня видишь?

— А?

— Эфа, ты можешь разговаривать?

— Э?

— По-моему, это не Эфа, — высказала общую мысль Клара. — Это кто-то похожий на нее.

— С людьми, похожими на других людей, обычно возникают большие проблемы. Вот, помнится, был случай, — запыхтел трубкой Карл.

— Ну, все, сейчас дед начнет рассказывать про Железную маску, — вздохнула Соня, — спасайся, кто может.

— Нам Эфу спасать надо, — укорил жену Фима. — Что будем делать?

— Клин клином вышибают, — заметила Ольга. — Нужно сделать что-нибудь такое, что выведет ее из столбняка.

— Но что? — задумалось семейство.

В комнату пробрались близнецы, закутанные в одеяла.

— Ой, а чего Эфка такая странная, будто она в «Томе и Джерри» снималась? В роли Тома. У него такое же выражение морды лица, когда по голове бьют молотком.

— Режиссер талантливый попался, — огрызнулся Фима. — Да и Эфа у нас материал податливый. Масяня, да и только. Что делать-то будем? Психиатра вызывать?

— Только за ее счет, — мерзко хихикнула Ольга.

— Психиатр не поможет. Тем более за ее счет, — не согласилась с выдвинутыми предложениями Клара. — Тут нужно что-то очень радикальное.

— Знаем! — заверещали близнецы и ринулись в ванную комнату, где на особой полочке красовались любовные романы про белокурую Годзиллу. Сидоров-1 и Сидоров-2 схватили по книжке и устроились прямо передо мной, тупо смотрящей прямо перед собой.

Хрясть! И детские ручонки разорвали обложку с белокурой бестией. В моих глазах пробудилось нечто, напоминающее эмоцию. Хрясть! И первые пять страниц белыми хлопьями полетели по комнате. Я зашевелилась, пробуждаясь от психологической комы. На третьем хрясть! наконец вернулась к любящей и заботливой родне.

— Вы что делаете, изверги! Это же белокурая Годзилла!

— Получилось! — взвизгнули близнецы. — Вот так клин!

— У меня пара знакомая была, — ни с того ни с сего начала Соня. — Она — мать-одиночка. Он свободный художник. Пьющий, разумеется. Выпьет, придет к даме сердца и сразу в койку, а то, что дети из школы могут прийти и застать все это безобразие, его и не волнует. Лежит как Адам половозрелый и храпит. Она ему, бывало: «Встань!». Он и ухом не ведет. Мучилась, переживала, посуду об него била. А толку. Здравствуй, дерево! — Я — саксаул! Но однажды ему денег за картину дали. Никогда не давали. А тут вдруг дали — даже и не знаю за что. А, за картину. Пришел, деньги на стол положил, чтоб видела, какой мужик с ней спит, а далее — все по сценарию. Она ему: «Встань!». Он — хр-р! И тут ее осенило: взяла самую крупную купюру и…хрясть! Нолики на одной половинке, единичка на другой. Дальше дело легче пошло. На пятой он проснулся. И больше никогда не пил. В этом доме не пил. Но и денег не носил. А потом они расстались, и она вышла замуж за хорошего человека.

— Ты нам сейчас зачем это рассказываешь? — подозрительно спросила Клара.

— Да так, — потупилась Соня. — Развлекаю. Вы хмурые, сонные, вот я и стараюсь. Чтобы веселее было.

— После будешь развлекать, — оборвала Клара тетку. — Эфонька, деточка, что с тобой?

— А что со мной? — удивилась я. — Со мной ничего. Все в порядке. И вообще, что вы все тут делаете?

— Вот благодарность у молодого поколения, — обиделся дед. — Мы за тебя переживаем. Пришли, а тут ты…лежишь.

— И?

— Вот мы тебя и спрашиваем, и? Где ты была?

— В ресторане, кажется.

— С кем?

— С женихом, кажется.

— И? — выдохнули они все синхронно.

— Сомлела, — честно призналась я.

— Знаешь, Эфа, — подозрительно кротко сказала Ольга, — Тебе, пожалуй, замуж даже нужно больше, чем мне. На всякий случай.

В общем, это были не лучший день, не лучший вечер и не лучшая ночь в моей жизни. То же самое, можно сказать и об утре. Более того, утро оказалось настоящей катастрофой. Хотя ничто, как любит говорить феминистки настроенная Годзилла, не предвещало беды.

ГЛАВА 20

Утром мне стало не до собственных болячек и порванных книжек: исчез изумруд Лукреции. А я-то, наивная, верила, что спрятала его просто идеально — прилепила пластилином на поверхность собственной картины, которую сделала из стеклышек, перьев, бусин, проволоки и цепочек. На месте изумруда белела записка: «Завтра поговорим. Доктор С.».

Я бросилась к столу: роман Достоевского на месте, письмо тоже. Изумруда нет. Просто до слез обидно, столько сил я на эту уродливую картину потратила, столько стекол собрала, все зря. «А ведь жизнь почти что наладилась», — сказал Михаил Горбачев, вернувшись из Фороса.

Включай мозги, Эфа! Думай. Что тебе дальше делать и чем заниматься. Легко сказать, нелегко сделать. Обещанное доктором завтра наступило, ну и что? Где доктор и где изумруд? Честно говоря, Ванькина история меня достала. Куда ни кинь, всюду клин, который из меня не так давно выбили. Ну, ладно! Я еще пережила, когда меня едва не отравили. Я почти не страдала, когда мужчина моей мечты сначала оказался подлецом, а потом трупом. Как последняя дура, таскалась по городу в поисках драгоценных камней, улик и прочих детективных аксессуаров, не имеющих к моей жизни ровным счетом никакого отношения. Наконец, на сон грядущий два дня подряд размышляла о роке и превратностях судьбы. Вместо того, чтобы читать о любовных перипетиях заброшенной мной Годзиллы. Подумать только: целых два дня без чтения любимых книжек!

Тьфу!

Но я не могу примириться с мыслью, что чьи-то жадные руки шарили по моему дому, трогали мое белье, моих крокодила и жаба, а потом надругались над картиной, которую я сделала сама из пластилина и бутылочных стеклышек (между прочим, два раз порезалась). Они надругались над самым дорогим, что есть у творческого человека — над его произведением.

А значит…

А значит, придется найти убийцу Ваньки и Мендельсона. Значит, придется вернуть изумруд его истинному владельцу (знать бы только какому именно). Значит, мне нужно отыскать клад. Причем все указанные действия нужно совершить как можно скорее: время поджимает. Сентябрь не за горами. Близнецы в школу пойдут, студенты — в вузы. Черт! Я совсем забыла о Непогоде… Тьфу еще раз! Я хотела сказать — о Непараде. У нас же с ним сегодня расчет. Он мне подпись на документах. А я что ему? У меня ничего нет. Даже изумруд, и тот украли.

Шутки шутками, а время поджимало. Я нервно перерыла весь дом в поисках какой-нибудь ценной вещи. Какая неприятность! У меня нет ценных вещей. Была одна, да и ту украли. Мебель и товары для дома покупаю в «Икее», косметика Непараде не подойдет, крокодила не отдам. Некстати вспомнились строчки Агнии Барто: «Мне теперь не до игрушек, я учусь по букварю. Соберу свои игрушки и Сереже подарю». Что же мы подарим Непараде, чтобы потом наш самый гуманный суд в мире не воспринял подарок как взятку одного должностного лица, другому должностному лицу? И тут меня осенило. Наверное, именно такие чувства испытал Архимед, когда, нырнув в ванну, увидел девушку по имени Эврика.