Книга Битва президентов - Сергей Донской

– Как и вы, – заметил Астафьев.

– Как и я, – согласился Грин.

– Послушать вас, так я ничего не значу! Но это я, а не Силин, встречается с глазу на глаз с президентами других стран!

– Это когда эти страны возглавляются президентами. Но в значительной части государств лидерами являются премьер-министры, как это заведено в Великобритании, Италии, Германии. С ними как раз встречается премьер Силин, а не президент Астафьев.

– Ладно! Давайте возьмем Совет безопасности Федерации. Кто его возглавляет? Может быть, Силин?

– Вы, Анатолий Дмитриевич, вы. А теперь ответьте на встречный вопрос. Кому в действительности подчиняются силовики?

– А что, – поднял тяжелый взгляд Астафьев, – в Интернете выложены сведения и о том, на чьей стороне играют силовые министры и члены Совбеза?

Грин рассмеялся, без злорадства или чувства превосходства, а как-то даже не очень весело.

– Господи, достаточно прочитать, кто какие заседания проводит, кто на них присутствует и как часто. Стратегические решения принимаются узким кругом чиновников. Если не считать президента и премьера, то это глава кремлевской администрации, министр обороны, министр внутренних дел, главы разведки и контрразведки, пара спикеров обеих палат парламента. Такое вот «политбюро». – Грин усмехнулся своей шутке и снова сделался серьезным. – И подчиняется оно по-прежнему не вам. Если Владлен Вадимович собирал свое «политбюро» еженедельно, то вы делаете это в два, а то и в три раза реже. Плюс еще один важный нюанс…

– Так? – вскинул брови Астафьев.

– Не хотелось бы обидеть вас своей прямотой, – сказал Грин, глаза которого азартно сверкнули.

– Я не барышня, чтобы обижаться.

– В таком случае я скажу то, что вам и без меня известно. Когда президентом был Силин, премьер-министр присутствовал на всех заседаниях Совета безопасности. На заседания же, проводимые вами, он ходит в лучшем случае через раз. И располагаетесь вы не за прямоугольным столом, где сразу заметно, кто сидит во главе. Столы для заседаний у вас теперь все больше овальные, обтекаемые.

– Ну и наблюдательность у вас, – не удержался от восклицания Астафьев. – Я начинаю вас опасаться.

– Вы мне льстите. Не дьявол же я, в самом деле.

– Кто вас знает… Но продолжайте, продолжайте. Ваши рассуждения кажутся мне очень интересными.

– Боюсь, дальше начинается сплошная рутина, – произнес Грин. – Скучная и однообразная, как телевизионный выпуск новостей на государственном канале.

– Хитрец! – Астафьев погрозил собеседнику пальцем. – Вы ведь нарочно на телевидение разговор перевели, я это сразу почувствовал.

– Что ж, – признал Грин, – в проницательности вам не откажешь. Я и впрямь не случайно вспомнил про телевидение.

– И что оно?

– По телевизору пытаются навязать людям пасторальную, сусальную, елейную картинку. Президент Астафьев вызывает к себе на ковер премьера Силина, тот почтительно выслушивает указания, отчитывается, дает справки…

– А вы не допускаете мысли, что так оно и есть на самом деле?

– Я вас умоляю, Анатолий Дмитриевич! Достаточно сравнить ваши позы на телеэкране, прислушаться к вашим интонациям…

– Сравнение не в мою пользу?

– Увы, – развел руками Грин. – Я уж не говорю о чисто экономической сфере, где премьер-министр и вовсе заправляет всем единолично. Кого-то кризис подкосил, а его усилил. Так всегда бывает с изначально сильными личностями. Трудности их только закаляют и заставляют лучше концентрироваться на поставленных целях.

Астафьев неспешно наполнил оба бокала на треть, сделал глоток, посмаковал непередаваемый вкус виски во рту и, глядя на огонь сквозь мокрое стекло, спросил:

– И какие же цели у Владлена Вадимовича?

– Не обогащение. Зачем оно человеку, которому негласно подчиняются такие компании, как «Газпром», «Роснефть», «Аэрофлот», «Алмаз-Антей», «Ростехнологии»…

– Власть?

– Назовем это стремлением контролировать ситуацию. Любую.

– Я, – хмыкнул Астафьев, – тоже не из тех людей, которые охотнее подчиняются чужой воле и приспосабливаются к обстоятельствам.

– Но у вас нет полноты власти, – сказал Грин, глядя ему в глаза. – Госдума не ваша, как не ваша партия «Единая Россия», которая сегодня чуть ли не ум, честь и совесть нашей эпохи. Не вы контролируете такие важнейшие посты в государстве, как председатель Центробанка, генеральный прокурор, судьи высших судов.

– Теперь сравните меня с английской королевой, и отправимся спать, – предложил Астафьев, прекрасно понимая, что если Грин позволит себе что-нибудь в этом роде, то завтра же его духу поблизости не будет.

Астафьев ошибся. Как, впрочем, часто случалось впоследствии, когда общение президента с консультантом вошло в привычку. Грин не стал сравнивать Астафьева с английской королевой. Вместо этого он сказал:

– Прежде чем пойти спать, я позволю себе напомнить вам одну древнюю мудрость. Разумный человек способен обратить свои недостатки в достоинства.

– Красивые слова, – поморщился Астафьев.

– Не согласен с вами, Анатолий Дмитриевич. У Силина есть все, чтобы считать себя сильным, и это мешает ему быть по-настоящему сильным. Вы же зачастую вынуждены проявлять слабость, но эта слабость делает вас сильным. Понимаете? – Грин склонил голову к плечу. – У вас есть стимул, которого нет у вашего предшественника. Вы мечтаете превзойти его, а он уверен в своей победе над вами. При этом Россия представляет собой того самого двуглавого орла, который изображен на нашем гербе. Двоевластие. Однако длиться ему недолго. Скоро все переменится. Уже меняется.

– В мою пользу? – не поверил ушам Астафьев.

– Именно, – подтвердил Грин. – За Силиным остались силовики, экономика, парламент, регионы, партия. За вами – формальное исполнение конституционных обязанностей плюс суды, борьба с коррупцией, выращивание кадрового резерва. Силин, наверное, самый могущественный из наших премьеров за всю историю существования страны. Если бы его полномочия были закреплены законодательно, мы жили бы в парламентской республике. Всего-то и осталось: отменить назначение президентом главы правительства и сделать автоматическим премьерство лидера победившей партии. Вот вам и германская модель! Почему же этого не происходит?

– Почему? – тихо спросил Астафьев.

– Потому что, повторяю, Владлен Вадимович и без того уверен в своем полном превосходстве. Это-то его и погубит. Вы ведь не собираетесь мириться с настоящим положением дел?

– Если я отвечу утвердительно, вы удивитесь?

– Нисколько, – усмехнулся Грин. – И вы тоже не удивляйтесь, если найдется человек, готовый изо всех сил содействовать вашей победе.

– Но почему?

– Да потому что двоевластие всегда предшествует смутному времени, а я терпеть не могу всяческой смуты. Я люблю, когда все четко и ясно. Есть президент. По Конституции он является первым лицом государства. Это автоматически делает меня его приверженцем. Точка.