Книга Сотник и басурманский царь - Андрей Белянин

А только в одну ноченьку снится ей сон, будто бы ангел небесный лба её крылушком белым касается, и враз прозревает она… Видит село родное, поля зелёные, небо синее, всю красоту природную в красках жизненных. И до того энтот сон ей в душу запал, что ни о чём более и слышать не желает – ждёт девка ангела-исцелителя! Ну, дело-то нехитрое ангела ждать, да где его взять?

В ту пору шёл дорогою стольною казак. Глаза синие, руки сильные, портупея скрипящая, шашка блестящая, на мордень не страшный, но зверь в рукопашной… Как проходил вдоль села да за заборчик глянул, а там… Сидит краса-девица, коса – хоть удавиться, лицом – Венера, и всё по размеру! Обалдел казачина от нарядности такой и полез знакомиться по симпатии:

– Здравствуй, краса-девица!

– Здравствуй, добрый человек.

– А не угостишь ли странничка ковшиком воды колодезной, истомился в пути, иссох весь.

Девица кивает, ковш наливает, на голос шагает, да и всё как есть проливает! Стоит он – ах! – в мокрых штанах, и дела ему всё к одному – хошь в ругани, хошь в слезах, а суши портки, казак! Тут-то и понял он, что девица бедою горькой обижена, слепотой ущерблена… Взяла его за сердце жалость.

– А и нет ли какого средства, чтоб тебе, краса ненаглядная, зрение возвернуть?

– Отчего же, есть одно…

– Так скажи, поведай какое! Уж я-то не поленюсь, на край света заберусь, а без лекарствия не вернусь, вот чем хошь клянусь!

– Клятвы мне не надобны, – девица отвечает скромненько. – А вот тока ежели ангела божьего приведёшь, да коснётся он крылом белым лба моего, я уж, поди, в энтот миг и прозрею!

Тут и сел казак… Мыслимое ли дело живого ангела с небес приволочь?! Однако ж слово казачье не мычанье телячье, коли дал, держи – не то срам на всю жизнь!

– Жди, – говорит, – меня через три дня. Раздобуду тебе ангела, не попустит Господь таковой красоте помирать в слепоте!

Ну, девка с радости в избу побежала, два раза стукалась, но живой до дверей добралась. А казак в путь-дорогу отправился, ангела искать. Далеко от села ушёл, да ничего не нашёл. Уж и людей спрашивал, и к попам ходил – не знает никто, где ангела божьего сыскать.

К исходу срока, в ноченьку последнюю, задремал он во чистом поле, и был ему явлен дивный сон… Будто бы спустился с небес ангел божий в одеждах сияющих, крылышком эдак у виска повертел, с намёком, да тем же крылышком казаку по лбу постучал. А звук-то долги-и-ий…

Как вскочит казак! Как пронзит его мысль умная! Как побежит он в то село дальнее, ночь не в ночь, а вёрсты прочь! Добежал к утру, успел, стало быть… А уж девица-то на заре у заборчика стоит, всё лицо горит, ждёт обещанного, как любая женщина… Так казак, не будь дурак, хватает за шею гуся соседского, клюв ему ладонью зажимает и к красе ненаглядной спешит.

– Вот, – докладывает, – прибыли мы с ангелом! Не отказал Всевышний мольбе казацкой, уж теперича тока изволь лобик свой белый подставить для благословения…

Девка-то и обмерла! Слёзы в три ручья пустила, у самой дар речи пропал. Пальчики вперёд тянет, а они на перья так и натыкаются. Ахнула она тихим писком, а казак крылом гусиным нежно эдак лба её выпуклого докоснулся. Гусь аж извивается весь, но крякнуть не смеет, сильна рука казацкая…

На тот момент как почуяла девушка лба своего пером благословение, в сей же миг в обморок и хлопнулась! Из дому родные набежали, кричат, шумят, соседи за птицей домашнею заявилися, ужо, того и гляди, побьют казака. Да отдал он им гуся, не жалко… А тока тут девице в личико водой попрыскали, она глазоньки открыла – да и видит всё! Прозрела, стало быть!

– Вот, – говорит, – мой избавитель! Он слово сдержал, ангела с собой привёл, что меня исцелением осчастливил…

– Ангел, вишь, улетел, – казак с улыбкой старательной ответствует. – А ты, любовь моя распрекрасная, не подаришь ли поцелуем в награду за старание?

…В общем, тут и поженили их. Свадьбу сыграли весёлую, да и жили потом молодые душа в душу и вплоть до самой старости вспоминали ангела божьего. Особливо казак, причём того, что у виска крылышком крутил…

Тока к чему я это? А бывает, и ложь правому делу служит, главное, чтобы сказка хорошо кончалась, так-то…

Сотников гарем

Было энто во времена войны великой, Балканской. В те годы государь наш, Александр Второй, султану турецкому под Варной шею мылил – народ братский, болгарский от ига мусульманского освобождал…

Знамо дело, рази ж казаки наши, астраханские, при такой-то потасовке в стороне останутся, по хатам отсидятся? Вот и понесли кони рыжие степями волжскими молодцов упрямых в поход дальний. Почитай от одного моря до другого так верхами и промчалися – со свистом да песнями, собой интересные, при шашке, при пике, ни одного растыки! Да тока не про то сказка складывается…

О войне той страшной, о храбрости казачьей, об удали русской много чего сказано. А вот был среди войска нашего один старый сотник – от боя не бегал, при штабах не тёрся. За сороковник уже – наград полна грудь, да, видать, пуля и меж крестов Георгиевских дырочку нашла.

Вынес его умный конь, подхватили товарищи верные, перевязали да с тяжёлой раною, по приказу атаманскому, из похода домой и отправили. Ну а для ухода медицинского, да чтоб в пути нескучно было, подарили ему казаки гарем!

Маленький такой, компактный – в три жены, у мурзы турецкого отбитый. Вроде сотнику то и без надобности, однако ж и друзей боевых отказом обидеть грешно – от души старались люди. Взял подарок. Вот о том и сказка будет…

Едет он домой в телеге новенькой, вокруг девки молоденькие, симпатичные хлопочут – брови сурьмлёные, шаровары зелёные, платьица тонкие, голоса звонкие, прикрыты вуалями, но кажная с талией! То исть хоть поглядеть, а уже приятно.

Заботятся о сотнике, перевязки меняют, по пути пловом потчуют, сладости восточные в рот суют, танцами чудными, с пузом голым, развлекают – плохо ли?! Вот и попривык казак, расслабился, важным мужчиной себя почувствовал.

Да тока рано ли, поздно ли, а добрались они с гаремом до станицы родимой. К ночи в ворота стучат, в хату просятся, а в хате вот те на, не кто, а – жена!

Не какая-нибудь турчанка дарёная, а супруга законная, православным обычаем венчанная, перед Богом и людьми единственная! А ну как объяснениев потребует? Виданное ли дело: трёх жен привести, когда и своя-то жива-здорова?! Неаккурат чегой-то получается…

Ну, сотник с порога – руки в боки, кулаком по столу, каблуком об пол. Кто, мол, хозяин в доме?! Казачка с ним не спорит, гостей в горницу приглашает, накрывает стол, идёт баньку топить. Сотник перекрестился тайком, думает, свезло-то как, от какого скандалу избавился, на всю округу шум быть мог. Взял он бельишко чистое да в баньку с дороги, а жена евонная рукавчики засучила и всему гарему говорит:

– Значитца, так, девоньки, сидите-ка вы в хате, я с супругом нашим сама, полюбовно потолкую. А кто с сочувствием полезет, уж не обессудьте, рука у меня тяжёлая.