Книга Убийственные мемуары - Фридрих Незнанский

Четверка, сообразив наконец, что Генеральная прокуратура, несмотря на грозное название, не имеет никакого отношения к налоговой инспекции, несколько оживилась.

На все про все ушло едва ли больше получаса. Турецкий задавал очередному издательскому деятелю положенную порцию вопросов, после чего тот переходил в следующее помещение, не пересекаясь при этом с теми, кто еще не был допрошен.

Все это, однако, не имело никакого смысла. Лишь у одного учредителя были сомнения в том, он полагал, что он лично может быть и не в курсе личностей всех авторов, приходящих в «Вагриус» со своими рукописями. Остальные категорически отрицали факт появления в их фирме господина Ракитского, причем, за исключением главного редактора, никто вообще не знал, кто это такой. Турецкий был зол, а потому внимателен к нюансам, следил за мимикой бизнесменов и пришел к выводу, что никто из них не лжет. Идея, что Ракитский мог общаться не с кем-то из боссов, а с рядовыми редакторами, не проходила почти по определению: даже если бы такое изначально случилось, боссы немедленно были бы поставлены в известность. В свою очередь, главный редактор, как обладатель лучшей из четверых реакцией, быстро сообразил, что речь идет о каком-то чрезвычайно незаурядном литературном проекте, и буквально умолял Турецкого сообщить ему в приватном порядке, в какое издательство (раз не в «Вагриус») отправился господин Ракитский.

– Никуда он не отправился, – мрачно сказал Турецкий.

– Почему?

– Потому что он труп.

– Очень жаль, конечно, мои соболезнования и все такое, – не унимался издательский деятель, – но все-таки, может быть, мы поймем друг друга…

Турецкий решил перестраховаться и потребовал показать ему книги записей посетителей, приходивших на прием к генеральному директору и главному редактору с 15 августа по 17 октября. Чтобы просмотреть два указанных месяца, хватило четверти часа. Все было верно: Ракитский в «Вагриусе» не появлялся вовсе и другими средствами связи с его руководителями не пользовался.

Может быть, имело смысл еще раз поговорить с Андреевым? Да, он видел какую-то распечатку. Но где гарантия, что это была книга, написанная Ракитским? Может, разведчик таким образом подшутил над своим приятелем? А смысл этой шутки был в чем? Может, в чем-то и был, но остался неизвестен, поскольку раскрыть его теперь некому. Нет, после того как Ракитский перестал говорить о книге, они общались с Андреевым еще около месяца до отъезда профессора в Германию, а розыгрыш (если это был розыгрыш) так и не был раскрыт. Вывод: это не розыгрыш, что-то действительно существовало, какая-то рукопись, но Ракитский почему-то в начале сентября изменил к ней свое отношение, не стал обращаться в издательство, которое долго и тщательно выбирал, перестал обсуждать ее со своим приятелем и в каком-то смысле литературным наставником. Что-то случилось в начале сентября.

"…В начале семидесятых годов, еще до отъезда в Южную Африку, одной из задач моей группы было выявление офицеров спецслужб США и Великобритании, подавших запросы на получение визы в СССР, – с тем чтобы просто отказать им. Так сегодня в двух словах это выглядит как очень простая задача, выполнение которой приносило совершенно неизвестный коэффициент полезного действия, но огромное моральное удовлетворение.

Мы не сводили глаз с посольства США, Канады, Франции, Великобритании. «Интервьюировали» максимальное количество наших «контактов», внедряли двойных агентов, кормили американцев дезинформацией, всеми способами пытались завербовать их агентов.

Надо сказать, что американские разведчики действительно оставляли пакеты с деньгами в дупле дерева в обмен на секретные документы, которые их агенты прятали в стенах домов между кирпичами, – это не выдумки киношников. И это не были игры или детские шалости. Мы знали, с каким почтением мастера шпионажа из Вашингтона относились к информации под грифом «секретно», и старались найти как можно больше путей, чтобы вбросить им вполне правдоподобную дезу. Мы также наблюдали за офицерами разведки, особенно военной, которые сидели в библиотеках, делая выписки из научно-технических журналов, чтобы отправить их в Вашингтон как чрезвычайно секретные документы, которые они якобы добыли с риском для жизни и за огромные деньги у законспирированного «источника». Их деятельность тщательно фиксировалась с помощью скрытых камер и записывающих устройств. Но мы не торопились злорадствовать и выдавать халатных работников их простодушным хозяевам. Ведь на их место могли прислать гораздо более высококлассных и ответственных профессионалов. А эти по крайней мере были у нас на виду.

Из того что сегодня можно рассказать без ущерба для наших спецслужб и для тех замечательных людей, кто работал вместе со мной и продолжает трудиться на ниве разведки и по сей день, любопытным представляется следующий эпизод моей биографии. Некоторое время я специализировался на том, что узнавал имена и фамилии любовниц руководителей государств, министров, послов ведущих стран. Это было крайне важно для возможных провокаций или шантажа этих особ в необходимых ситуациях.

Однажды в середине девяностых я оказался в Германии и присутствовал на обеде в бундестаге, уже будучи в ранге заместителя директора ДИСа. Обед был устроен для ветеранов дипломатического корпуса, к которым отнесли и меня, поскольку в восьмидесятых годах я был вторым секретарем советского посольства в ГДР. На этом обеде я сидел рядом с бывшим американским послом в ГДР, пожилым, толстым человеком с сигарой, которого все традиционно сравнивали с Черчиллем. Только по внешнему признаку, разумеется, потому что его политические и деловые качества, на мой взгляд, всегда были достаточно заурядны. Можно было бы дать ему тут псевдоним или назвать какой-нибудь кодовой буквой, но все-таки бывший посол сверхдержавы где бы то ни было – фигура историческая, и потому назову его имя, которое еще лет десять назад было на слуху в Европе, – Мартин Дж. Лоуренс. В то время, о котором здесь идет речь, в первой половине девяностых годов, по странному стечению обстоятельств мистер Лоуренс работал в Москве первым секретарем американского посольства. Так что по некоторым обстоятельствам своей службы видел я его довольно часто.

И вот на этом обеде через какое-то время я почувствовал, что мистер Мартин Дж. Лоуренс разглядывает меня с неподдельным интересом, словно в первый раз, а когда последовала очередная перемена блюд и подали, кстати, курятину, Лоуренс вдруг, видимо решив подшутить, громко произнес:

– Он знает имена всех моих курочек!

Эффект был довольно неожиданным. Невооруженным глазом я увидел, что многие дипломаты пришли в замешательство. Ход их мыслей не был для меня секретом. Наверняка каждый из них подумал: «Может быть, этот ужасный русский господин знает имена и моих любовниц? А что еще он знает?!»

Не волнуйтесь, господа, я знаю о вас многое, если не все. Но эта книга не демонстрация вашего грязного белья; мои знания служили и еще послужат не желтой прессе, а интересам ведомства, в котором я проработал всю жизнь, а значит – и моей страны…"

2 ноября

Грязнов чувствовал себя неловко. Все оперативные направления, которые он брал на себя, либо заканчивались тупиком, либо уходили в бесконечность.