Книга Опасное хобби - Фридрих Незнанский

Тот молчал, будто ни слова не понимал по-русски Между тем вся четверка этих джинсово-кожаных парней сделала шаг по направлению к пришедшим — вроде и незаметный такой, но явно угрожающий: еще бы, их же больше, четверо против троих, один из которых — Малахов — как бы тоже свой.

Емельяненко вел какую-то свою, непонятную пока Саше игру, и Турецкий решил подождать, не вмешиваться и не трясти своими корочками. Но наблюдал за происходящим с холодным любопытством.

— Малахов! — насмешливо сказал Емельяненко. Повтори ему мой приказ, а то, похоже, он пока не понимает меня. Пока, — добавил с уже неприкрытой угрозой.

— Давай-ка, друг, пригласи, пожалуйста, Гурама Ильича, — сказал Малахов.

— Вот так бы и сразу… а то угрожать! — с нарочито наигранным акцентом произнес сторож. — Теперь позову. Только сперва ребят выпущу, им по делам надо срочно ехать в Москву.

И пошел к своей будке у ворот. Через минуту тяжелые ворота бесшумно покатились в сторону. Парни мгновенно кинулись в машину, и «мерседес» мягко покатился к воротам. Но на его пути выросли Емельяненко и Турецкий. Никита направил в лобовое стекло пистолет, который держал в обеих вытянутых руках. Турецкий тоже выхватил оружие. «Мерседес» тормознул, но мотор его, негромко работал, и люди продолжали молча сидеть в машине. Никита махнул пистолетом в сторону, показывая, чтобы те немедленно покинули салон, но сидящие в машине не шевелились. Тогда Емельяненко одной рукой достал из кармана свисток и дважды резко свистнул.

И сейчас же во двор через забор посыпались его ребята в камуфляже, с короткими автоматами в руках.

Мотор «мерседеса» вдруг взревел, и машина ринулась на стоящих перед ней. Саша и Никита едва успели отпрыгнуть в стороны.

— Не стрелять! Беречь багажник! — крикнул Емельяненко, кинувшись к своему «форду», обернулся к Саше: — Действуй сам! Я их возьму!

Но наперерез «мерседесу» уже летел «жигуленок», ведомый Грязновым. Машины с грохотом столкнулись. Скорости были еще хоть и невелики, но удар оказался серьезным.

«Жигули» врезались сбоку в радиатор «мерседеса», и тяжелую машину развернуло. Из ее дверей в обе стороны выскочили пассажиры. Один из них выхватил пистолет и выстрелил в набегающего на него Емельяненко, но второпях промахнулся и ринулся к зарослям. Никита же не промазал: упав на колено, он выстрелил вдогонку, и беглец с ходу ткнулся носом в асфальт у самой кромки леса. Двое остальных, увидев это, тут же вскинули руки.

Сторож лежал на асфальте посреди двора лицом вниз, от боли поджимая под себя ноги и заунывно подвывая, а над ним, расставив ноги, спокойно стоял с направленным на лежащего автоматом боец в камуфляже и сдвинутой на затылок пятнистой кепочке.

Слава Грязнов ходил вокруг «жигуленка», досадливо морщась: правое крыло было оторвано напрочь и капот приподнялся горбом. Непонятно было, как он сам-то не пострадал, удар был хоть и по касательной, но сильным.

Бойцы привели и грубо уложили на асфальт рядом со сторожем двоих бежавших, сдавшихся на их милость.

Оперативно-следственная бригада по сигналу Никиты покинула микроавтобус, а врач хлопотал возле того, что лежал у кромки леса. Все остальные во главе с Емельяненко и Турецким окружили «мерседес». Но, прежде чем открыть багажник, Емельяненко приказал Малахову немедленно найти и привести сюда понятых: в соседних домах наверняка были люди.

Между тем его ребята профессионально обложили дом со всех сторон и стояли с наведенными на окна автоматами.

Никита коротким и сильным ударом в нужное место открыл багажник. Грязнов подошел ближе. В багажнике лежал большой сверток. Развернув не то плед, не то плотную скатерть с бахромой, Никита присвистнул. На дне машины лежала скорченная, вся в багровых кровоподтеках, обнаженная женщина со связанными руками и ногами и залепленным пластырем ртом.

Увидев длинные светлые волосы, Грязнов выдохнул:

— Она…

— Ну, сволочь, — зловеще скривился Емельяненко, — я тебя теперь собственными руками разорву! — И, увидев непонимающие глаза членов бригады, добавил: — Это не для протокола. Эмоции.

Женщину все на том же пледе вытащили из багажника и опустили на землю. Разрезали веревки, сорвали пластырь. Она была без сознания.

— Доктор! — крикнул Никита. — Кончай там возиться, иди сюда! Кажется, жива, — сказал он, профессионально прощупывая пульс на шее. — Слабый, однако… что они с ней сделали?.. — Он обвел глазами присутствующих. — Изнасиловали… А еще?

Подбежавший врач быстро оглядел женщину, прикрыл ее сильно отдающий в синеву живот краем пледа и показал на след иглы на локтевом сгибе.

— Они ей укол сделали в вену. Но вот что вогнали и какую дозу, сейчас сказать не могу.

— Все! — приказал Емельяненко и резко махнул пистолетом Саше. — Пошли в дом, «важняк». Пора с ним кончать. А тебе, — он кивнул следователю из бригады, — срочное задание: ищи ампулу, весь дом можешь для этого перевернуть. И не стесняйся, мои ребята тебе помогут.

Турецкий только дивился тому, как быстро провернул операцию Емельяненко и в чем-то даже вынудил наследить этого Гурама. И еще понял, почему Шурочка передала всю полноту власти именно в руки Никиты и требовала, чтобы без его приказа ни шагу.

Врач поднялся наконец с колен и махнул рукой водителю микроавтобуса, чтобы тот подъехал.

— Никита Семенович, — сказал он Емельяненко, — надо срочно реанимацию. Обычно эта сволота колет аминазин с димедролом или промидол. Но могли и «чернушку», и клофелин, и вообще черт знает что. Показать может только лабораторный анализ.

— Попробуем, — коротко ответил полковник и пошел к своему «форду». Переговорив с кем-то по телефону, вернулся и сказал, что максимум минут через двадцать подскочит «скорая» из Щелкова — это самый ближний вариант.

Потом он небрежно поинтересовался, что с тем, в кого он стрелял. Врач пожал плечами и ответил, вздохнув:

— Точно под лопатку.

Никита кивнул, хмыкнул, щелкнул двумя пальцами и сказал, как бы самому себе:

— Издержки… Ладно, доктор, постарайся ее поддержать как можешь, а того — в морг. Мы пошли.

Он оглядел своих ребят, указательным пальцем ткнул в троих, и те, на кого он показал, двинулись за своим начальником к парадной лестнице.

22

Гурам наблюдал за происходящим из окна второго этажа и только стонал и колотил себя кулаками по голове от бессильной ярости. Все пропало! Идиоты! Болваны! Убийцы! Твари безмозглые! Ничего поручить нельзя! Запрещал же всякое оружие… Что теперь делать? Куда бежать… к кому за помощью? Весь дом обложен… Отстреливаться? Так ведь перебьют же как котят беспомощных…

Выход был пока только один. Если получится…

И он приказал своим охранникам открыть дверь и как можно дальше спрятать оружие, хотя у Емельяненко — уз-нал-таки Гурам старого своего врага — этот номер, конечно, может не пройти, отыщет. Ну а с этим кретином, со свиньей Малаховым, тоже больше нечего церемониться: может заложить. А если его сильно напугают, то и по-крупному. Щелковские дела его, конечно, не касаются, поскольку чужой район, но здесь в нескольких трудных ситуациях выручал, за хорошие деньги конечно, не даром. Могут Малахова тряхануть, и тогда посыплется с него, как со старого дерева… Поэтому ему лучше помолчать, а совсем хорошо, чтобы он вообще замолчал. Мкртыч сделает.