Книга Шотландская любовь - Карен Рэнни

Ее грусть потрясла его, застала врасплох, разбила наголову. Он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег.

– Женщина – она ушла? – спросил Рани.

Гордон обернулся к другу:

– Ушла.

И отвергла его предложение проводить ее до дома – опять эта несносная гордость Имри.

Не сделал ли он ей больно? Не обидел ли?

– Прошу прощения за опоздание, – сказал Рани.

– Ты же не видел?..

Гордон начал застегивать рубашку.

Рани перебил его:

– Я увидел, что вошла женщина, и решил подождать снаружи. Это твоя потерянная любовь?

Гордон, удивленный, покачал головой.

– А по-моему, это она. Та, кто занимает все твои мысли, перед кем ты хочешь проявить себя. – Рани улыбнулся. – У меня тоже есть такая женщина. Прекрасная, как цветок, с темно-карими глазами и губами, которые хочется целовать и целовать.

Гордон понятия не имел, что сказать в ответ на такую откровенность. Его отношение к Шоне и так всем очевидно.

Это кем же надо быть, чтобы овладеть женщиной прямо на голом фабричном полу, не задумываясь, что кто-то может их увидеть?

– Вчера со мной приключилось нечто интересное, – сообщил Рани. – Я опоздал из-за этого. В моей комнате все вверх дном, думаю, кто-то приходил за моими записями.

– И этот кто-то преуспел? – спросил Гордон.

Рани слегка поклонился.

– С некоторых пор я больше не веду записей и всю информацию храню здесь.

Он постучал пальцем по виску.

– Кто-то интересуется нашим открытием.

– Может, генерал Абботт? Он ведь служит в армии, а если армии что-то нужно, она это получает.

Кому, как не Рани, это знать…

– Перебирайся ко мне в Ратмор, там ты будешь в большей безопасности.

– Я и так в безопасности, – покачал головой Рани. – Меня почти никто не знает – и никто не беспокоит.

Иными словами, Рани дорожит своим уединением.

– Ты не завел друзей среди селян? Шотландцы известны своим гостеприимством, особенно здесь, в Инвергэре.

– Я со многими беседовал, – ответил Рани. – Кого-то интересует, что я за человек. Но большинство интересует, кем я не являюсь.

Рани мастерски маскировал свои мысли и чувства, но Гордон все лучше и лучше расшифровывал его слова.

– Рани, предрассудки есть везде.

– Это мне известно. Я не сержусь. Я отличаюсь от твоих земляков.

Гордон отложил метлу и направился в кабинет, Рани шел рядом.

– Нам очень повезло, что ты всю информацию держишь в голове, а не на бумаге.

– Такое происходит уже не в первый раз, – сказал Рани, не глядя на Гордона.

Тот остановился и заглянул другу в глаза:

– Почему ты раньше не сказал?

– Я не совсем в этом уверен. Тот, кто посещал мое жилище, не доставил мне особых хлопот.

– Что-нибудь исчезло?

– Этого я не знаю, – приглушенным голосом ответил Рани. – С тех пор я ничего не записываю.

Гордон не знал, как приободрить Рани или самого себя.

«Нас интересует, как ваше изобретение будет работать. Хотелось бы посмотреть», – так сказал Абботт.

Как далеко готово зайти военное министерство в погоне за взрывчаткой?

Гнев заставил Гордона замолчать. Время научило вышестоящих офицеров быть сдержанным даже перед лицом вопиющей глупости. В данном случае речь шла о глупости его собственной. Во-первых, он поддался соблазну, как неопытный мальчишка, а во-вторых – недооценил угрозу, озвученную генералом Абботтом.

Кто же опаснее: Шона – или военное ведомство?

Она сегодня утром не надела шляпку, и, пока добиралась до Гэрлоха, холодный ветер вновь растрепал ее волосы. У нее ныла грудь, на бедрах высыхало семя Гордона, а стыд жег кожу, словно огнем.

Что она натворила?

Она даже не задрала юбку и не предложила ему себя, нет – она разделась догола, она стояла перед ним в чем мать родила, она позволила – нет, она умоляла! – взять ее прямо на полу.

Гэрлох впереди являл собой воплощенный укор.

На дороге Шона увидела Фергуса и вздохнула.

– Ты была с Гордоном?

Нужно ли отвечать: у нее это на лице написано. Губы до сих пор горят от поцелуев.

– Я знал про вашу хижину, – огорошил ее Фергус. – Но ничего не говорил. Я твой старший брат, и мне следовало поступить иначе.

Она не остановилась, только замедлила шаг, чтобы он мог за ней поспевать.

– Чего ты ждешь от меня, Фергус? Что я должна сказать? Что я была дурочкой? Да, была.

«Я и сейчас такая же».

– Я думал, тебе нужен любовник. А может, просто предпочел закрыть на все глаза. Но теперь я не намерен повторять прошлые ошибки, Шона. Я с ним поговорю.

Она остановилась и посмотрела на него:

– Ты ведь уже говорил с ним раньше, не так ли? – И как она прежде не догадалась?! – Ты просил его жениться на мне?

– Зачем ты спрашиваешь?

Шона покачала головой:

– Не уходи от ответа, Фергус. Это важно. Просил?

– А если и так, что это меняет? Он и сам собирался сделать тебе предложение. Он тебя любил.

Она отвернулась и посмотрела на Гэрлох.

– Это ничего не меняет. – Только сейчас до нее дошла вся горькая правда этих слов. – Ни-че-го.

Она пошла еще медленнее.

Лучи закатного солнца просачивались сквозь деревья, словно играя с ними. Закат окрашивал небо в тона оранжевого, желтого и голубого, будто напоминая миру, что ночи нечего предложить по сравнению с этим великолепием красок.

– Я отказываюсь продавать Гэрлох, Шона, – заявил Фергус.

Она не собиралась сейчас вести этот разговор. Она только что отдавалась Гордону на пыльном полу фабрики. Господи, похоже, она совсем спятила?

– Я хочу, чтобы ты отказала американцам.

Она остановилась и посмотрела на него тяжелым взглядом.

Фергус не одобрял ее брака, она прекрасно это знала. Но в последние полгода, когда она ухаживала за ним, их детская связь, казалось, возродилась и окрепла. А теперь все снова может рухнуть – и все из-за любви, которую Фергус питает к Гэрлоху.

– Тебе придется согласиться, Фергус. – Она зашагала дальше по дороге. – У меня кончились деньги.

– Я уверен, что банк с радостью выдаст тебе наличные.

Она оглянулась на Фергуса. Ну как он не понимает? Или она виновата сама? Она снова остановилась и повернулась к нему лицом: