Книга Корсар - Клайв Касслер

Судя по голосу, с Кабрильо все в порядке.

— Хуан, не вешай трубку. — Он переключился обратно на Оверхолта. — Слушаю тебя, Лэнгстон.

— Что там у вас случилось?

— Ничего, просто Хуан вышел на связь. Он подождет. Так что у тебя за информация, услышав которую я сразу поверю, будто все подстроила не СОД и не какая другая ливийская спецслужба?

— Ливийцы намерены в течение двух часов уничтожить лагерь. Джим Кублицки сейчас на одной из их авиабаз. Он полетит на вертолете и убедится, что все чисто. Вдобавок есть вероятность, что госсекретаря держат именно на этой базе. Наконец, данные компьютера проливают свет на личность самого аль-Джамы. Вертолет и кое-что еще ввезли в страну при содействии лоцмана по имени Тарик Ассад. Такой человек и правда существует, работает в порту уже пять лет, а вот до момента найма — никаких данных. Ни школьного аттестата, ни предыдущих мест работы — вообще ничего. Они полагают, что Ассад и есть аль-Джама. В ближайшее время его возьмут.

Макс и Эрик еще раз переглянулись, на этот раз — в ужасе.

Группа Хуана находилась в сорока километрах от лагеря — людям вполне хватало времени укрыться перед атакой. Ужас был вызван другим: Эдди Сэн и Хали Касим следили за Ассадом еще с момента высадки в Триполи. В сложившейся обстановке Хуан не очень доверял Малютке, поэтому приставил к подозрительному лоцману Эдди — лучшего специалиста по слежке и Касима — тот просто оказался единственным арабом на борту.

Ассад содержал множество любовниц по всему городу, вот и сорил деньгами направо и налево. В остальном ничего подозрительного пока не обнаружилось, и кровавую перестрелку у блокпоста в первую ночь сочли неприятным совпадением. Теперь же Макс понял, что Ассад с самого начала водил их за нос.

Неизвестно, насколько плотной сетью окружили лоцмана люди из СОД, но Эдди и Хали легко могли в нее попасться.

Наконец Хэнли собрался с мыслями.

— Лэнгстон, это полностью меняет наши планы. Мне нужно срочно связаться с Хуаном, иначе нам крышка.

— Ладно. Держи меня в кур…

Макс оборвал разговор и переключился на другую линию.

— Хуан?

— Даже не знаю, разговаривать ли с тобой теперь, — протянул Хуан, изображая обиду.

— Дружище, у нас проблемы.

Радость Хуана по поводу спасения быстро улетучилась.

— Что такое?

— Через два часа ливийцы атакуют лагерь, из которого ты выбрался. Они думают, там могут держать Катамору, так что будет одновременно и спасение заложника, и обычный бой на уничтожение. Вдобавок Тарика Ассада скоро арестуют за то, что он — Сулейман аль-Джама.

— А как же карьер?

— Не знаю, — удивился Макс. — А что карьер?

Кабрильо не ответил. Хэнли слышал, как он дышит в микрофон, и понимал: командир стоит перед сложным выбором.

— Черт, — пробормотал Хуан. — Первым делом предупреди Эдди и Хали, чтобы держали ухо востро.

— Эрик уже их ищет.

— В лагере не меньше двух сотен боевиков. Если госсекретарь там — это, по-моему, вполне возможно, — то она уже, считай, мертва. Ливийцы зачистят лагерь минут за двадцать — тридцать, ей сто раз успеют прострелить голову. Нужно как-то уравнять шансы.

— Как?

— Вот я и думаю. Вы сейчас где?

— В восьмидесяти милях от берега.

— И у нас два часа?

— Где-то так.

— Отлично. Слушай, Макс, можешь сколько угодно трястись над своими драгоценными двигателями, но у берега тебе надо появиться как можно быстрее. Играй боевую тревогу, и чтоб красавчик Адамс через пятнадцать минут после приказа был готов к вылету.

— Мостик, дайте аварийную мощность! — крикнул Макс. — Самый полный вперед! Идем к угольной базе. Не беспокойся, Хуан, мы тебя вытащим.

Кабрильо лежал на заднем сиденье, Линк под местным наркозом штопал ему рану. Кабрильо смотрел на пленника, которого спасли они с Аланой. Того звали Фодль. Солевые таблетки и несколько бутылок воды вернули его к жизни.

— Вытащите, — ответил Хуан Максу. — Не меня — всех нас.

ГЛАВА 22

В такой этнически однородной стране, как Ливия, Эдди Сэну было непросто слиться с толпой, однако он не жаловался. Эдди, как и Хуан, сразу почувствовал: с Ассадом что-то не так, что-то в лоцмане есть особенное, что-то такое, отчет становится щекотно в затылке.

Конечно, одно дело — подозревать, а совсем другое — доказать. Как назло, две сотни поколений предков Эдди жили в Китае, а чуть ли не все, кто бродил по улицам Триполи, родились на Ближнем Востоке.

Впрочем, не построили еще на планете такой город, где не было бы китайцев. Первой же ночью Хали пошел за Ассадом, вооружившись картонкой с надписью «Немой». Эдди же двинулся на поиски китайского квартала.

Увиденное поразило его до глубины души, хотя, если вдуматься, чего-то подобного и следовало ожидать. Купающаяся в нефтедолларах Ливия, и в особенности Триполи, переживала строительный бум, от которого фирмы из Шанхая и Гонконга никак не могли остаться в стороне. Вместе с рабочими появилась целая сеть ресторанов, баров, магазинов и борделей исключительно для китайцев — совсем как в нью-йоркском Чайна-тауне, где и вырос Эдди.

Как и в Нью-Йорке, кто-то жил по закону, а кое-кто — не совсем. Почти сразу Эдди приметил на фасадах нескольких магазинчиков опознавательные знаки банд. Нужный символ нашелся еще через пару минут: совсем крошечный, он был нарисован красной краской на серой металлической двери. Сама дверь вела в какой-то угрюмый склад с окнами только на втором этаже.

Эдди постучал условным стуком. Никто не ответил. Эдди постучал снова — на этот раз коротко и громко, как обычный человек. Судя по звуку, дверь была бронированная.

Через несколько секунд петли скрипнули, и вынырнула голова мальчика лет десяти. Несколько вооруженных бойцов наверняка прятались в глубине. Мальчик молчал.

Эдди тоже. Он выпростал рубаху из штанов, поднял ее и повернулся, демонстрируя спину.

Мальчик охнул, и Эдди почувствовал, что его осматривают несколько пар глаз. Он опустил рубаху и снова стал лицом к двери. Двое головорезов опустили пистолеты. Хороший знак.

— Кто ты? — спросил один из них.

— Друг.

— Кто дал тебе татуировку? — вступил второй.

Эдди смерил его пренебрежительным взглядом.

— Никто не давал. Я ее заслужил.

На спине Эдди красовался сложный полустертый рисунок: дракон, сцепившийся с грифоном, — древний знак тонга,[14]зеленого дракона, под которым тот сражался с врагами в шанхайских доках еще в тридцатые годы. Такую татуировку делали главарям и самым отважным бойцам. Эдди знал: с ней для него открыты двери в преступный мир китайских кварталов по всему свету.