Книга След Сокола - Сергей Самаров

– Да, Гас. Ты говорил с ними?

– Говорил, мой эделинг. Они ждут на поляне у Черного Дуба, – голос у Гаса хриплый, но гибкий и сильный. Таким голосом хорошо командовать воинами в бою. Воины всегда чувствуют уверенные нотки в голосе и пойдут на смерть только за тем командиром, у которого такие нотки явственно звучат.

– Поезжай туда и предупреди, что я скоро буду. И жди меня. Я дам тебе новое поручение, которое придется тебе, я думаю, по душе.

– Ты приедешь один?

– Один. Так будет лучше.

– Прикажи мне расставить людей вокруг поляны и по дороге.

Эделинг отрицательно покачал головой.

– Это ни к чему. Я везу им предложение, от которого они не откажутся. Кроме того, если я не буду доверять им, и они заметят это, то и они не будут доверять мне. А мне сейчас очень важно их доверие. Поезжай…

Гас, смешно косолапя, как истый конник, заспешил к коновязи, которую установили ниже последнего ряда сторожевых палаток, но выше нижних двурядных открытых постов. Кроме открытых постов, дальше, в глубине леса, были выставлены и посты засадные, которые должны были, по замыслу Бернара, оповещать об опасности. Тщетная предосторожность! Саксы уже давно заметили и определили всех франков, спрятавшихся в непролазной гуще, и при надобности могли бы легко их обойти или уничтожить. Свой лес, как свой дом, каждый человек знает лучше.

Кнесслер наблюдал, как его доверенный слуга легко перепрыгнул через бревно, обозначающее забор, и подошел к своей не расседланной лошади, окруженной большой группой франкских воинов, что-то обсуждающих. Вопрос обсуждения был понятен Кнесслеру даже с такого немалого расстояния. Лошадь Гаса не могла не вызвать восхищения своей мощью и статью – это случалось всегда и везде, где бы Гас на ней ни появился. Такой не низкорослого сакса носить, а одновременно пару добрых, закованных в тяжелую броню рыцарей – и то не устанет. Кнесслер знал, что любой франкский вельможа из свиты короля Карла купил бы эту лошадь за пару средней величины деревенек вместе со смердами. Но знал он и то, что Гас не продаст лошадь никогда и ни на каких условиях. Он ее жеребенком выходил, и сам вырастил, сам выучил. Однажды Кнесслер тоже предпринял попытку. Гас протянул ему свою фрамею и предложил:

– Убей меня, тогда лошадь будет твоя. А о продаже со мной не говори, мой эделинг…

Сейчас Гас вскочил в седло, не отвечая на вопросы праздных франков, и через три минуты стук копыт уже стих, скрываемый лесом, окружившим одну из множества местных дорог.

Эделинг еще некоторое время постоял на вершине холма, наблюдая вроде бы за приближением странного обоза, но сам думал о другом, а потом решительно пошел к своей маленькой палатке, поставленной через несколько рядов от королевской. Там, с помощью слуги, быстро скинул с себя неудобные парадные одежды, в которые облачился по случаю большого королевского обеда, переоделся в свой привычный темно-зеленый простой и просторный костюм, такой незаметный среди листвы, и послал другого слугу оседлать коня. Сам достал из маленького походного сундучка-секретера два свитка-письма, написанных сложным руническим текстом, внимательно перечитал их и убрал снова. По выражению лица Кнесслера заметно было его легкое беспокойство. Пристегнув к поясу короткий сакский меч и тяжелый лангсакс, постоял некоторое время в раздумье над легкой кольчугой, затем решился и, не надевая ее, быстро вышел из палатки.

Лошадь уже ждала его у импровизированных ворот коновязи. Получив из рук слуги поводья, эделинг взял с места в резвый карьер. Но у подножия холма приостановился, рассматривая давешний обоз, который сейчас уже встречали монсеньор Бернар и аббат Алкуин. Такое странное сочетание встречающих заинтересовало эделинга больше, чем содержимое длинных телег.

– Простите мое любопытство, аббат, – обратился Кнесслер к Алкуину. – Обычно такие переполненные обозы движутся в противоположную войне сторону с награбленным добром. Этот же не укладывается в обычные понятия…

– Добро, что привезли сегодня, не слишком ценное, – ответил аббат, – но необходимое для нашей армии. Это стенобитные машины, построенные по чертежам королевских инженеров, коих я собрал со всего королевства и организовал на совместную работу. Очень мощное оружие, против которого не смогут устоять никакие стены. Куда, куда вы едете… – вдруг закричал аббат на возчиков. – Заворачивайте на ту дорогу! Налево! Или вы хотите въехать в королевскую палатку?! Извините, мессир Кнесслер, я вынужден вас покинуть и исполнить обязанности, которые возложил на меня его величество.

Эделинг согласно кивнул, улыбнулся прощально и продолжил свой путь.

Дорогу он знал хорошо и потому не всматривался в очередной поворот или в развилку, уверенной рукой подправляя коня, чтобы сохранить нужное направление. Через полчаса быстрой езды эделинг остановился там, где от дороги не отходило ни одного ответвления, осмотрелся, узнавая место, и направил коня прямо в гущу леса, только пригибаясь иногда, чтобы не удариться головой о низко свисающие ветви могучих деревьев. Лес здесь был не густой, и эделинг уверенно правил – пересек ручей, поднялся на сыроватую почву пригорка, на котором бил из-под земли ледяной ключ, ручей и образующий, а там уже, за пригорком, выехал на старую, хорошо протоптанную множеством ног и копыт тропу. Тропа петляла, как всякая уважающая себя лесная тропа, желающая предоставить путнику возможность пройти, не разодрав о ветви деревьев одежду. И потому скакать по ней было уже нельзя. Кнесслер спешился и повел лошадь на поводу.

– Кто идет? – услышал он окрик из густых зарослей и увидел, как над верхним кустом поднялся кончик лука. Кто-то там, скрытый листвой, натянул тетиву.

– Хозяин этого леса, – ответил Кнесслер и даже не задержался, как задержался бы на его месте любой другой, заметивший откровенную угрозу.

– Проходи, эделинг… – сказал скрытый кустами человек, так и не показавшись перед глазами Кнесслера. – Тебя ждут у Черного Дуба.

До Черного Дуба – могучего лесного многовекового исполина, спаленного молнией, но не пожелавшего смириться со своей гибелью и потому вновь распустившего листву, осталось шагов пятьдесят. Кнесслер прошел их уже неторопливо, почти величаво, отметив про себя еще трех часовых, которые не желали ему показываться, но, тем не менее, были замечены им. Значит, ему не доверяют так, как он доверился. Это плохо, но так и должно быть. И даже не от эделинга это обережение. Кто знает, вдруг Бернар затеял какую-то игру и послал солдат погулять по окрестностям. Саксы привыкли не верить франкам, как всякому захватчику, пришедшему в твой дом и объявившему его своим.

Черный Дуб окружала обширная поляна, покрытая мягкой и яркой в этот весенний месяц травой, причем ее мягкость и свежесть чувствовались даже ночью. Сам дуб, хотя и обновил листву и шире раскинул отросшие ветви, не смог избавиться от обгорелой черноты ствола и потому получил свое название. Кнесслер не однажды бывал в этом лесу еще в детстве, когда вместе с матерью гостил в имении дедушки. Дуб уже тогда стоял черный и еще не вернувшийся к новой жизни полностью. Сейчас крона стала намного гуще, ветвистее, мощнее. И под ее сенью в подступающих сумерках Кнесслера дожидались три человека. Четвертый стоял чуть в стороне, держа на поводу лошадей. Пятый, верхом, остановился на другом конце поляны. Кнесслер без труда узнал в нем своего верного слугу Гаса, в руке которого поигрывала опасная фрамея, взятая наперевес, чтобы при необходимости можно было метнуть ее и поразить врага издали. Спутать с кем-то можно самого Гаса, но его верного спутника, поигрывающего мощным копытом, ни с кем в этих краях не спутаешь. Гас, конечно, как всегда, верен и подозрителен, и сейчас готов в любой момент броситься на помощь, даже зная численный перевес противника.