Книга Поглупевший от любви - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дарби все еще не чувствовал себя участником спектакля и наблюдал за происходящим словно со стороны. Если он не ошибался, Генриетта была точно в таком же состоянии. Он ни на секунду не верил, что она действительно теряла сознание. Невозможно падать в обморок и одновременно держать спину прямо.
— Чего вы от меня хотите? — тихо спросил он, наклоняясь над ней.
Она, будто онемев, молча смотрела на него.
— Господь свидетель, я не писал этого письма.
По какой-то причине ему было важно доказать, что он никогда не мог намеренно погубить ее репутацию. Она кивнула.
— Сейчас нам необходимо отыскать того, кто это написал, — продолжал он, испытывая нечто вроде благодарности. Генриетта, очевидно, без колебаний поверила ему. Эти голубые глаза не способны ничего скрыть. — Тогда все будет улажено. Ваша мачеха, несомненно, возьмет назад свое требование, поняв, что между нами не может быть ничего общего. Предлагаю удалиться в гостиную и без посторонних ушей спокойно все обсудить. Но у вас есть хотя бы некоторое представление о том, кто это написал?
Генриетта снова кивнула.
— Кто?
— Я, — прошептала она.
— Вы написали себе любовное письмо?
— Да. Я была так одинока, — пробормотала Генриетта, заламывая руки. — Даже дебюта у меня не было. Учитывая обстоятельства, просто не было причин зря тратить деньги. Но из-за всего этого у меня не было друзей, и нас не приглашали на домашние вечеринки и тому подобные увеселения. Я только хотела…
— Получить письмо?
— Нет. Любовное письмо. Я не думала, что кому-то придет в голову послать мне такое письмо, поэтому написала его сама.
Что же, трудно винить ее за это. Трогательно, и ничего порочного тут нет.
— Но я написала его себе, — настаивала Генриетта. — Откуда мне было знать, что оно потеряется? Это было всего лишь игрой.
— Да, которая разрушила мою жизнь, — подчеркнул Дарби.
Генриетта тяжело вздохнула.
— Но ваша жизнь вовсе не разрушена. Не считаете, Что это немного резкое определение? Пусть у вас будет жена, ведь большинство мужчин рано или поздно женятся.
Дарби поднял голову. Теплые карие глаза сейчас казались почти черными. Тихий внутренний голос отметил изменение цвета и предупредил, что это недобрый знак.
— Не думаю, чтобы ваша жизнь была совсем уж разрушена, — настаивала она.
— Ошибаетесь. Я, разумеется, подумывал в будущем жениться, но предпочел бы сам выбрать невесту.
— Но неужели так плохо жениться сейчас, а не потом? — умоляюще прошептала она. Ей никогда еще не было так дурно. К горлу подкатывала тошнота.
Дарби издал странный короткий звук, больше похожий на лай, чем на смешок.
— Я хотел жениться…
Он провел рукой по волосам.
— Я собирался жениться на женщине, с которой смогу делить постель.
Краска бросилась ей в лицо.
— Вы понимаете, о чем я? Она кивнула.
— И на какого дьявола мне жена, с которой нельзя спать? Верите или нет, но я считал себя человеком, который, дав брачные обеты, будет их чтить. Но что же мне делать, если жена отказывается пустить меня в свою постель?
— Простите меня. Я написала письмо до того< как обо всем узнала. До того, как полностью поняла эту сторону брака.
Генриетта отчаянно пыталась сообразить, как заговорить о способах предотвратить беременность, но сама тема казалась неприличной.
— Вы можете вести ту же жизнь, что и до женитьбы. Это единственное приемлемое решение.
Он снова рассмеялся, грубо, невесело, хрипло.
— Приемлемое решение, вот как? Хотите, чтобы я содержал любовницу?
— По-моему, особого значения это не имеет. И если бы мы поженились при обычных обстоятельствах, думаю, рано или поздно это все равно бы произошло. У многих мужчин… — Она поколебалась. У многих мужчин есть любовницы.
— О да, — согласился он, — но мне почему-то не хотелось следовать их примеру.
Генриетте его слова показались простой уловкой. Возможно, он опасается, что его жена устроит неприятную сцену, совсем как леди Уизерспун на балу у регента прошлой весной.
— Я бы никогда не поднимала шума из-за подобных вещей, — заверила она самым убедительным тоном. — Я человек разумный, здравомыслящий и не склонный к истерикам.
— Здравомыслящий? Она покраснела.
— Но это чистая правда. Я очень рассудительна и смогу быть хорошей матерью вашим младшим сестрам. И никогда ни слова не скажу против вашей любовницы…
— Даже если я буду выставлять ее напоказ перед всем светом? А если я обращу внимание на женщину из вашего круга? Если приглашу ее на танец до того, как потанцую с вами?
— Я вообще не танцую. И клянусь, глазом не моргну, что бы вы ни делали. Я искренне прошу прощения за письмо. Мне действительно в голову не пришло, что его кто-то увидит, кроме меня. Но, что ни делается, все к лучшему.
Он уставился в милое овальное личико, обрамленное шелковистыми волосами, и с трудом подавил желание хорошенько тряхнуть ее за плечи.
— Ты ничего не понимаешь, — свирепо прошипел он. — Ничего!
— Ну почему? Я вполне сознаю, что вы разочарованы…
— Не существует такой вещи, как целомудренный брак! При подобных обстоятельствах я не способен жить с тобой, Генриетта!
Ее глаза мгновенно наполнились слезами. Она всхлипнула, но ни одной слезы не скатилось по щекам.
— Мачеха объяснила мне, чего ждут джентльмены от своих жен, — робко объяснила она.
— Мне трудно представить, что, женившись, не смогу уложить тебя в постель, — процедил он.
— Ясно.
Она сильно прикусила губу, но все же не заплакала. Ее самообладание доводило его до исступления, вызывало яростное желание вывести ее из себя. Но куда девалось его собственное равновесие? Потонуло в головокружительной перспективе жениться на Генриетте… не спать с Генриеттой… спать с Генриеттой…
— Почему вы не подумали об этом, когда втягивали меня в свою гнусную паутину лжи? — прорычал он, окончательно запутавшись в собственных эмоциях. — Неужели вам безразличны все, кроме вас самой?
— Ну разумеется, это не так, — покачала головой Генриетта. — В конце концов, это было мое письмо, и мне в голову не приходило, что его прочтет кто-то, кроме меня!
— Когда дворецкий леди Роулингс принес его в гостиную, вы могли бы во всем признаться, — возразил он. — И спасти меня от этого… этого фарса, называемого свадьбой.
— Вы абсолютно правы, — бесстрастно обронила она. — Я этого не сделала, потому что была слишком жадной. У меня никогда не было родной души… и мысль о том, чтобы остаться старой девой…