Книга Магия любви - Светлана Лубенец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы уже познакомились, – улыбнулась она. – Можешь не стараться.
– Нет, я серьезно, – настаивал я.
Наташа осторожно дула на мою ладонь, мазала ее зеленкой, а после клеила пластырь к моей ладони. Сначала один, потом второй. Это надо же было так навернуться с ледяной горки за полчаса до Нового года.
– Не грусти, – улыбнулась Наташа. – К майским праздникам заживет. Я в сентябре на велике каталась, так же навернулась. Больше месяца заживало.
– Больно было?
– Нет, скорее обидно, – смеялась она. – Проехала три дома и упала в крапиву. Я просто не умею тормозить. Ехать могу, а тормозить нет.
– Я могу научить тебя, когда снег растает.
– У тебя есть велосипед?
– Да, я в школу на нем езжу, – ответил я. – Живу недалеко, на Королева, а все равно опаздываю. Встаю в восемь, даже позавтракать не успеваю.
– Хочешь, я буду писать тебе эсэмэс в семь тридцать, чтобы ты успевал поесть перед школой?
– Хочу. Запиши мой номер и позвони мне, – сказал я.
Наташа достала смартфон, провела пальцем по экрану, на миг появилась фотография вампира Эдварда. Моя сестра без ума от него. Девчонки такие девчонки.
Я продиктовал свой номер и узнал номер Наташи.
– Ты любишь «Сумерки»?
– Нет, – ответила Наташа. – Я не смотрела ни одного фильма. Пыталась посмотреть самый первый, но заснула через пятнадцать минут.
– Но у тебя на экране…
– Это не он, просто похож.
По коридору мимо кухни, где мы сидели, пробежал Миха в сером меховом жилете, который стащил у одной из подружек Наташи. То ли Настя, то ли Нина. Я запомнил имена, но не запомнил девчонок. Я видел только ее, Наташу.
– А мне идет, – говорил Миха, вертясь у зеркала в меховой жилетке. Девчонка крутилась рядом и смеялась. – Можно носить зимой с кожаной курткой. Будет не так холодно. Наверное, себе оставлю, хорошая вещь.
– Миш, перестань! – хохотала девчонка. – Снимай давай, растянешь ведь.
– Подожди, – сказал он и полез в карман. – Сфоткай меня сначала.
– И «Вконтакте» выложу сразу.
– Поздравление для друзей написать не забудь.
– Готово, – улыбнулась девочка, сфотографировав Миху. Он молча привлек ее к себе, укутал меховой жилеткой, поцеловал в нос, а потом в губы.
– А где Наташка и Ванька? – задумался Миха. – Пойдем во дворе поищем. Может, заблудились.
Мы промолчали по обоюдному согласию. Наташа снова провела пальцем по экрану, потом еще раз по лицу вампира.
– Твой парень?
– Друг, – вздохнула Наташа. – Лучший друг.
Я заметил татуировку на ее правом предплечье. Всего три слова на языке, который я не учил. Наверное, немецкий.
До Нового года оставалось десять минут. Из гостиной доносились радостные крики, музыка и оживленные диалоги.
– Как это переводится? – спросил я.
– Jedem das seine, – сказала Наташа. – Каждому свое.
– Кажется, я уже когда-то слышал это.
Наташа улыбнулась и пожала плечами, а я вспомнил Элю. Это она мне рассказывала еще осенью, когда мы стояли на балконе и обсуждали девчонок во дворе. С тех пор прошло два с лишним месяца. Эля ни с кем не встречалась, а «Вконтакте» у меня была обозначена как «лучший друг». В этой группе была только она одна.
За окном сухими хлопьями, будто в замедленной съемке, падал снег.
Симптомы любви
Посвящается дедушке Адаскину Борису Ильичу
Сейчас должна решиться моя судьба. Вы себе не представляете, как это – стоять одиноко среди воющей пурги, замерзая в ожидании счастья. Кто бы мне рассказал еще пару месяцев назад, что я буду рисковать своим здоровьем ради какой-то девчонки, не поверил бы. Да что там, даже рассмеялся. Но как же молод и глуп я был тогда – в свои тринадцать лет. А сейчас мне не страшно подхватить воспаление легких в этот морозный и вьюжистый день, только бы пришла она – моя Инга.
Снег сыпет в лицо, забивается за воротник. И роза под курткой так и колет своими шипами прямо в грудь. Ветер пытается сорвать шапку, а ноги замерзли, и я уже не чувствую пальцев. Но делать нечего: только вспоминать, как я дошел до жизни такой. Как сумел всего-то за пару месяцев превратиться в неисправимого романтика. Если у вас есть немного свободного времени, слушайте…
Моя история началась в первый день зимы. Да, я это совершенно точно запомнил. Мама оторвала лист календаря и вздохнула:
– Эх, почему листы календаря нельзя приклеить назад?
А папа зашелся смехом, при этом похлопывая себя по задним карманам на джинсах. Папа все время смеется над чем-то ему одному понятным. Это расстраивает маму. Меня же в этот день, казалось, ничего не сможет расстроить. Все шло, как обычно: тарелка хлопьев с молоком, пузатый рюкзак, ботинки у двери, лестница и знакомый мир вокруг моего подъезда. На углу я встретился с Бочкиным, и мы отправились в школу.
– Вот и зима пришла, – уныло заметил Бочкин.
Он стащил с носа очки, протер их и напялил обратно, с подозрением вглядываясь в нехитрый пейзаж возле нашего дома. С Бочкиным всегда так: что бы ни произошло, он будто не рад. Зато я рядом с ним всегда чувствовал себя жутким оптимистом.
– На каток станем ходить, – подбодрил друга.
– У-г-у, – протянул Бочкин и шлепнул ботинком по луже.
Зима в этом году явно не поспевала за календарем. Костлявые деревья сбросили листву, газоны побурели. И луж вокруг было не счесть, хоть в плавание пускайся. Прохожие топали в резиновых сапогах, и дождь моросил, точно осень не кончалась. Но все это казалось мне тогда даже забавным. Дождливая зима – разве не смешно, сами посудите?
В школе все неслось своим чередом. Староста класса Катька Фирсова, изучив свои списки, провозгласила:
– Адаскин сегодня дежурный. – И зыркнув на меня, как судья на обвиняемого, переспросил: – Бориска, ты меня слышал?
Как вы поняли, Бориска Адаскин – это я и есть. Собственной персоной. И нечего было Катьке на меня так пялиться. Мало ли, что в прошлый раз я пропустил свое дежурство, с кем не случается?
– Я счастлив это знать! – ответил с таким видом, будто оказаться дежурным моя мечта с детства.
Катька скривила подозрительную мину, перекинула толстую косу через плечо, но промолчала, тем более что прозвенел звонок.
Первым уроком была литература, и в класс уже вплывала наша училка Эра Филимоновна. Все ее тело чуть колыхалось, будто по кабинету гулял ветер. Лишь прическа оставалась недвижимой – залаченная волосок к волоску. Эра Филимоновна была немолода, меланхолична и очень медлительна. Когда она что-то рассказывала, класс буквально засыпал, убаюканный ее тихим, низким голосом. Лишь я один, как ненормальный, то и дело подскакивал над своим стулом. Эра Филимоновна имела одну привычку, которая жутко мешала мне спать на ее уроках. Чуть ли не через каждое предложение она нараспев приговаривала: «А-да-льше». Мне же сквозь дремоту всегда казалось, будто меня вызывают к доске. Как только я слышал тягучее «а-да», то сразу подпрыгивал, думая, что Эра Филимоновна начинает произносить мою фамилию – Адаскин. В этот раз мне, как обычно, не удалось хорошенько выспаться на уроке литературы.