Книга Сибирь 2028. Армагеддон - Андрей Орлов

– А почему ты го… – как-то тупо начал и снова поперхнулся.

– Я такой родилась, Карнаш, – тихо сказала Ольга. Я боялся признать, что между нами давно проскочила искра. Душа просила того, что мозг отказывался понимать! Но я в самом деле пуще жизни любил Маринку, я постоянно думал о ней, и чем ближе приближались мы к пресловутым Снегирям, тем больше меня охватывала нервозность, которую я насилу обуздывал. Но эта женщина без одежд, от которой я не мог отвести глаз…

В общем, я запутался, расписался в бессилии разобраться в своих чувствах. Она манила меня со страшной силой! Я вяз в ее спокойных грустных глазах. Страшно волнуясь, я потянулся к ней, она сладострастно вздохнула и закрыла глаза…

Мы рухнули на разбросанные по полу одежды. Я запоздало вспомнил, что не успел помыться. Ну, не успел так не успел, сама виновата. Я судорожно выбирался из куртки, из ватных штанов, которые стаскивал вместе с берцами, от многого другого, что не давало мне замерзнуть холодной осенью. А она в это время обнимала меня сильными руками, не отпускала, целовала в колючую щетину, распалялась, дрожала, как нетерпеливый автомобиль перед светофором…

Весь этот гадкий мир сложился в строку и исчез. Его больше не было. Существовала только женщина, с которой мы ругались, обменивались колкостями, бегали по городу уже два дня, а я не знал, что она такая…

– Послушай… – придя в себя, выдохнул я, – я глубоко извиняюсь, нашло что-то, но ты же сама хотела…

– Насколько глубоко ты извиняешься, Карнаш? – тихо смеялась Ольга, теребя мою щетину. – Ну-ка, покажи… Успокойся, мой хороший… – обжигало мне ухо ее горячее дыхание, – все, что было между нами, в этой бойлерной и останется… Возможно, я не права, но и меня какая-то муха укусила. Скоро мы об этом забудем, не волнуйся, мы пойдем искать твою Маринку, и если у вас с ней всё будет хорошо, ты меня больше не увидишь… Кстати, – она сделала большие глаза и разлеглась у меня на груди, – ты недавно хвастался, что пару дней назад у тебя был секс. То есть в ожидании большой любви ты время не терял.

– Не надо, Ольга, – замотал я головой. – Та женщина погибла через полчаса после секса, не надо о ней, это было далеко отсюда и в прошлой жизни…

– Прости…

Мы недоверчиво смотрели друг другу в глаза, и что-то входило в душу – большое, горькое, тягостное. Деваться некуда, это случилось. И еще одной проблемой на свете стало больше…

Мы освободили помещение через полчаса, какие-то пристыженные, толком не отдохнувшие, стараясь не смотреть друг другу в глаза. И только вышли за порог, как встали, пригвожденные к земле. Челюсти отпали от изумления. Они стояли напротив двери – наши «потеряшки» Кузьма и Молчун! Я провопил что-то победное, бросился к Кузьме. Но, подбежав, обнаружил, что происходит что-то странное. Кузьма был явно не от мира сего. Он стоял, пронзенный столбовой болезнью, проницал, как даун, параллельные пространства, чумазый, смешной. Он потерял где-то шапку, и слипшиеся волосы торчали в разные стороны, как у клоуна.

– Эй, ты чего? – Я толкнул пацана в плечо. Он качнулся и вернулся в состояние покоя. Озадаченный, я перевел взгляд на Молчуна. Ну, слава Богу, хоть с собакой все было в порядке. Пес загадочно поглядывал на меня, помахивал хвостом. Ольга оказалась права – умный пес нашел нас по запаху, да еще и умудрился притолкать сюда мальчишку! А теперь снимал с себя ответственность, позевывал, доставил, дескать, сами разбирайтесь. Непонятно, где их носило. Обоих с ног до головы покрывало какое-то ненавязчивое напыление – то ли пыль, то ли зола.

– Ведьмина плесень, – вздохнула Ольга. – Зацепила мальчонку. Ладно, хоть к Господу не отошел, Матрица не поглотила…

– Надежда есть? – ухмыльнулся я.

– Надежда есть всегда, – кивнула Ольга. – Она живет даже после нашей смерти. Гавкни ему что-нибудь в ухо. Вдруг сработает?

Я не придумал ничего умнее, как наклониться к пацану и проорать грозным командирским голосом:

– Рота, подъем!!!

Пацаненок вздрогнул, хлопнул глазами. Чумазая физиономия обрела осмысленное выражение. Он посмотрел на меня, как на последнего кретина, и прочистил грязным пальцем ухо.

– Ты чего орешь, мужик, я же не глухой?

Возбудился Молчун – встал на задние лапы, сложил передние ему на грудь и стал вылизывать грязную мордашку.

– Молчун, кончай, ну, что за телячьи нежности? – ворчал Кузьма, стряхивая с себя собаку. Подозрительно посмотрел на наши вытянутые физиономии. – Эй, вы чего? Белены объелись? Ну и рожи у вас.

– Кузьма, ты ничего не хочешь рассказать? – вкрадчиво осведомился я.

– Например? – Он нахмурился.

– Ну, где вы были с Молчуном битых три часа…

– А где я был? – недоуменно заморгал мальчишка. – Вроде прикорнул на минутку… А вообще не помню. – Он вопросительно уставился на собаку: – Слышь, четвероногий, где мы были?

– Ну, жесткач… – пробормотала Ольга.

– Ладно, Кузьма, проехали, – вздохнул я, – надеюсь, что когда-нибудь ты нам все расскажешь…

Уже смеркалось. Мы протащились вдоль «Богдашки» всего лишь несколько кварталов – при этом практически не общались, со скрипом волочили ноги. А у живописных развалин Ледового дворца спорта «Сибирь» натолкнулись на большую группу людей! Навстречу вышли трое изнуренных мужчин с автоматами. Обнаружив, что мы не питаем к ним агрессивных намерений, опустили оружие. «Люди, вы сошли с ума, – пробормотал один из них. – Не ходите на север, там вы пропадете». Мы не стали вступать в затяжные дискуссии, поинтересовались, можем ли провести ночь в их дружном коллективе. Они с тоской покосились на Молчуна, потом на наши физиономии, утверждающие, что мы собак не едим и другим не позволим, махнули руками – оставайтесь, Бог с вами. Только еды не просите, самим жрать нечего.

Эти люди были мирными «обывателями», не так давно сбившимися в табор. Они пришли из рабочего поселка Пашино, подвергшегося нашествию зараженных. В общине имелся боеспособный отряд из крепких мужчин – они и прикрывали отход женщин и стариков. Больше половины бойцов погибло, боеприпасов остался с гулькин нос, но с хвоста заразу стряхнули. Они целенаправленно шли в этот район. Кто-то посоветовал – дескать, на севере завод химконцентратов, там полная жуть в атмосфере и мутации на каждом шагу. На юге – гиблые аномальные зоны (включающие ту, в которую мы вляпались) – а вот между ними, на улице Богдана Хмельницкого, вполне безопасные кварталы. Тут не лютуют банды, не бегает зараженная публика. До Ледового дворца добралось порядка ста человек. Многие были ранены, другие страдали от болезней. Во дворце, по неизвестным науке причинам, уцелело северное фойе. В нем и обосновались люди. Когда мы вошли в ЛДС, в просторном помещении царили уныние и подавленность. Несколько мужчин укрепляли досками выходящую на улицу галерею. Люди ютились на полу, в ворохе тряпья, старых одеял. Кто-то сооружал помосты, чтобы не холодило от пола. На нас почти не смотрели, царила апатия – верный спутник эпохи. Здесь было довольно тепло – нагрели кострами. В дальней части вестибюля, за импровизированной занавеской, размещался лазарет. Стонали раненые и больные, струился запах гниющей плоти. Возможно, в группе были медики, но не было лекарств. «Отмучился, Петрович, Царство ему небесное, – бормотали монотонно из-за занавески. – Санек, зови мужиков, пусть уносят и хоронят, пока зараза не разбрелась».