Книга Экстренное погружение - Сергей Зверев

– Череповский, – выдавил он из себя. – Пять минут назад… Мы возвращались…

– Череповский, – тихо, но требовательно повторил Грубозабойщиков. – Что с ним?

– Упал… В турбинный отсек… Я вернулся… спустился за ним, попытался поднять его по трапу. Он закричал… Господи, как он кричал… Я… Он… – Карпенков осел на стуле и тотчас бы упал, если бы его не подхватили, посадили обратно.

– У Череповского или перелом, или повреждение, – сказал Дроздов.

– Черт! – негромко выругался Грубозабойщиков. – Перелом. Этого еще недоставало… Иван, прикажи Карпенкова перенести в матросскую столовую… Перелом!..

– Попрошу приготовить мне защитное снаряжение, – торопливо вмешался Дитковский. – Захвачу из медпункта медицинскую сумку.

– Вы? – Грубозабойщиков покачал головой. – Очень вам признателен, но не могу…

– Да бросьте вы свои дурацкие уставы, – проговорил Дитковский. – Имейте в виду, командир, я тоже на борту. Так что тонуть будем вместе.

– Но вы не знаете, как обращаться с аппаратурой…

– Научусь! Что тут сложного? – упрямо проговорил Дитковский и, не дождавшись ответа, вышел.

Грубозабойщиков взглянул на Дроздова. На нем были очки, но они не могли скрыть его озабоченности. В его голосе прозвучала необычная для него нерешительность.

– Вы полагаете…

– Разумеется, Дитковский прав. У вас нет другого выбора. Если бы Кузнецов был здоров, вы бы отправили его туда, не задумываясь. Кроме того, Дитковский хорошо знает свое дело.

– Вы еще не были там внизу, Андрей Викторович. Это настоящие джунгли.

– Не думаю, что Дитковский начнет там перевязывать или фиксировать. Он просто сделает Череповскому обезболивающий укол, чтобы парня можно было без хлопот перенести сюда.

Грубозабойщиков кивнул, поджал губы и отправился к ледомеру.

– Ну, что, Владимир Владимирович, плохи наши дела? – спросил Дроздов у Тяжкороба.

– Да, Андрей Викторович. Хуже не бывает. Обычно воздуха нам хватает на шестнадцать часов. Но сейчас почти половина запаса практически непригодна для дыхания. Оставшегося воздуха нам хватит на несколько часов. Мы в безвыходном положении. Если не включим систему очистки воздуха, то работающим в турбинном отсеке придется туго. Видимость почти нулевая, да еще кислородные маски… Но если включить систему регенерации, то в машинное пойдет кислород и пожар усилится. Кроме того, при этом будет расходоваться все больше энергии, которая нужна для запуска реактора.

– Весьма утешительно, – проронил Дроздов. – А сколько потребуется, чтобы вновь пустить реактор?

– Не меньше часа. Естественно, после того, как пожар будет потушен и все будет досконально проверено.

– По мнению командира, на тушение пожара уйдет три или даже четыре часа. Выходит в общей сложности пять. Это очень много. Почему не потратить немного энергии, чтобы поискать полынью или вернуться в ту, в которой мы были?

– Слишком большой риск. Тут я согласен с командиром. Не стоит искать лишних приключений на свою голову.

52

В центральный, кашляя и чихая, вернулся Дитковский с медицинской сумкой в руках. Он стал надевать спасательный костюм. Тяжкороб показал ему, как управляться с кислородным прибором. Дитковский, кажется, все усвоил. В сопровождающие ему был выделен Брыкин, тот самый матрос, что привел в центральный пост лейтенанта Карпенкова. Дитковский даже не представлял себе, где находится трап, ведущий из машинного отделения в дизельный отсек.

– Одна нога здесь, другая там, – напутствовал его Грубозабойщиков. – Не забывайте, Александр Григорьевич, вы к такой работе непривычны. Жду вас через десять минут.

Они возвратились ровно через четыре. Без потерявшего сознание Череповского. Брыкин полунес, полутащил бесчувственное тело Дитковского.

– Так и не понял, что случилось, – отдуваясь, доложил он.

Его трясло от перенапряжения: Дитковский весил килограммов на двенадцать больше, чем он сам.

– Как только зашли в машинное – я показывал дорогу, – доктор вдруг упал мне на спину, может, обо что-то споткнулся. Сбил и меня. Когда я поднялся, он не двигался. Я направил на него фонарь – он без сознания. И маска порвана. Я его в охапку и сюда…

– Ну и ну, – задумчиво произнес Тяжкороб. – Для медиков на «Гепарде» наступили опасные времена… – Он угрюмо проследил, как неподвижное тело доктора тащат к задней двери, где воздух был относительно чище. – Теперь все три наших знахаря вышли из строя. Очень кстати, не так ли, товарищ командир?

Грубозабойщиков промолчал.

– Этот укол Череповскому – вы-то сами знаете, что давать, как и куда?

– Нет.

– А кто-нибудь из экипажа?

– Что толку об этом говорить, Андрей Викторович?

Открыв медицинскую сумку Дитковского, Дроздов пошарил среди бутылочек и флакончиков, нашел, что надо, наполнил шприц содержимым ампулы и сделал себе укол в левую руку, чуть выше повязки.

– Болеутоляющее, – пояснил он. – Рука болит, а мне сейчас понадобятся все пальцы… – Майор бросил взгляд на Рукавишникова, который уже пришел в себя, несмотря на то, что ему было нечем дышать. – Как себя чувствуете?

– Засиделся без дела. – Встав со стула, он поднял свой кислородный аппарат. – Без паники, Андрей Викторович, имея под рукой такого классного специалиста…

– В отсеках полно свежих людей, Андрей Викторович, возьмите их, – остановил его Грубозабойщиков.

– Пусть Рукавишников отличится. Это в его же интересах. Может, отхватит не медаль, а орден.

Рукавишников ухмыльнулся и натянул на голову маску. Две минуты спустя они оказались в машинном отделении.

Здесь было невыносимо жарко. Несмотря на мощные фонари, видимость не превышала полуметра, но в остальном дела обстояли более-менее сносно. Кислородный аппарат действовал отлично, и майор пока чувствовал себя вполне нормально.

Взяв за руку, Рукавишников подвел его к трапу, ведущему в турбинный отсек. Майор услышал характерное шипение огнетушителей и огляделся, пытаясь установить, откуда доносится этот звук. Открывшееся перед ним зрелище напоминало ад.

Над правой турбиной было укреплено два мощных прожектора, позволяющих видеть предметы на расстоянии двух-трех метров. Их лучи едва пробивались сквозь густой дым, испускаемый обугленной, но все еще тлеющей изоляцией. Участок обмотки был покрыт толстым слоем белой пены: подаваемая под давлением углекислота немедленно замораживала все, с чем соприкасалась. Как только моряк аварийной партии отступил в сторону, трое других тут же заняли его место и принялись в клубящейся полутьме кромсать и отдирать изоляцию. Едва сняли наружный жесткий слой, как нижний слой тут же вспыхнул, пламя взвилось выше роста человека. Одетые в комбинезоны фигуры отшатнулись прочь, чтобы не сгореть в огне. И снова вперед выступил человек с огнетушителем, снова нажал на клапан, пламя отступило и погасло, задушенное коричневато-белым пузырящимся покрывалом… Затем все повторялось заново. Движения участников аварийной группы, клубы дыма, яркий свет прожекторов, сыплющиеся вокруг искры – все это напоминало таинственные обряды язычников, совершающих кровавые обряды у алтаря.