Книга Единственный шанс - Анатолий Филиппович Полянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот и хорошо!
– Дурак, что ж хорошего? – огрызнулась Гертруда. – Богатым быть – горя не знать…
– Теперь все переменится, – горячо воскликнул Тарас. – В Германии, как и в Советском Союзе, власть будет принадлежать рабочим и крестьянам. А богатых побоку!
– Сказочки. Не бывать этому. Никто добром не станет делиться…
– А у них и спрашивать нечего. Землю, дома, заводы надо отобрать. Вам все народы помогут.
Рыжуха обидно хмыкнула, но больше не возражала.
– Хочешь покататься? – неожиданно предложила она. – Садись в повозку.
Тарас не заставил себя упрашивать.
– Только с ветерком, – попросил весело.
– Что есть с ветерком?
– Очень быстро. Шнель-шнель…
– Ладно. Так я тоже люблю.
Гертруда стегнула лошадь. Повозка выкатилась за ворота и, тарахтя, помчалась по выщербленной дороге. Навстречу попался старик. Остановившись, проводил повозку взглядом. Вероятно, не мог взять в толк, с кем это раскатывает дочь соседа.
Тарас живо представил себя со стороны. Кургузый серый пиджачишко, зауженные по здешней моде брючата, коричневая кепчонка с пупушкой на макушке… Типичный аккуратный немецкий мальчик – противно до тошноты.
Зря все-таки Саня не разрешил остаться в форме. Была бы на нем гимнастерка с бриджами, сапоги, пилотка со звездой, медаль на груди – совсем иное дело. Никому не надо объяснять, кто ты, откуда. Что бы капитан Фокин ни говорил, какие доводы ни приводил, он в корне неправ. Тарас уступил лишь потому, что иного выхода не было. Накануне отъезда они крепко поссорились.
…Саня пришел утром веселый и громогласный. Любовно погладив усы, закричал с порога:
– Собирайся, едем!
– Домой? – обрадовался Тарас.
Уже неделю они ждали приказа о переводе Фокина в разведотдел армии. Его повышали по службе и перед новым назначением разрешили использовать отпуск, которого капитан не имел всю войну. Было заранее решено: Фокин оставляет Тараса у своих стариков или определяет в Суворовское училище.
– Пока малость поближе отправимся, – охладил восторг Тараса капитан. – Понимаешь, дело какое… Можно было, конечно, отказаться, но уж очень начальник тыла просил. Работы, говорит, у тебя сейчас нет. Роту фактически сдал, а приказ когда еще придет…
– Куда ехать-то? – Тарас проворно натягивал гимнастерку.
– Погоди одеваться, – остановил парня Фокин. – Возьми-ка вот…
Он раскрыл принесенный с собой чемодан, вынул костюм и башмаки со шнурками.
– Что это? – удивился Тарас.
– Новое обмундирование. – Саня отвел глаза.
– А форма?
– Так нужно.
– Почему? – возмутился Тарас. Его без объяснений лишали воинской формы!
Капитан Фокин посмотрел на него умоляюще.
– Послушай, – начал нерешительно и тут же на себя рассердился: – Ну вот что, уговаривать не привык, ты, сдается, про дисциплину забыл…
Подчинился Тарас неохотно. Одевался молча, всем видом выражая негодование. И тогда Фокин рассвирепел по-настоящему.
– Знаешь, – сказал жестко, – мне пришло в голову, что тебе лучше остаться в полку до моего возвращения…
Такой оборот никак не устраивал Тараса. В самом деле: приказ есть приказ. А вдруг так надо для маскировки? Мало ли какое задание им поручили…
– Нет, – непримиримо отрезал Фокин, когда Тарас высказал догадку, – командировка у нас самая прозаическая: поручено принимать от немцев дрова. А ты с этого дня считай себя демобилизованным.
Он умел поступать круто, его командир и воспитатель. Смягчить капитана могло только безоговорочное повиновение, и Тарас поспешно натянул на себя серый костюмчик.
– А форму я могу взять с собой? – глотая подступающие слезы, спросил он.
– Не возражаю, бери, – согласился Фокин. Он был отходчив и конечно же любил Тараса, только по-своему. Любовь была, как выразился однажды Горшков, с наждачком…
Перед въездом в деревню Рыжуха натянула вожжи и придержала лошадь.
– Слезай, приехали, – сказала, не глядя на Тараса.
– С какой стати? – удивился он. – Вези до ратуши, я в магазин зайду. Мне целых пять марок отпущено для покупки перочинного ножа.
– Покатались – и довольно!
Глаза девочки недобро сощурились, стали зелеными, как две неспелые крыжовины.
– Ты, похоже, трусишь? – упрекнул Тарас.
Девчонка опустила голову. Он угадал. Проехать по деревне с сыном герр коменданта означало вызвать суды-пересуды.
– Тебе не понять…
– А что понимать? Человек должен быть гордым и на предрассудки плевать.
– Вот и плюй. Ты моей матери не знаешь. – Гертруда покраснела и еще ниже опустила голову. – У нее расправа короткая. Что под руку попадется, тем и отхлещет.
– Да ее за это под суд надо!
– Какой еще суд?
– Никто не имеет права руку на человека поднимать.
Рыжуха грустно вздохнула.
– Это у вас, наверное, так. А за меня никто не вступится. Не дай бог, еще и отец узнает…
– Он что, тоже дерется?
– Всякое бывает.
– Ну знаешь, – возмутился Тарас. – Я же говорю дурацкие у вас, у немцев, порядки. Я бы ни за что не стерпел…
– Так я поеду, – сказала Гертруда не то утверждая, не то спрашивая.
– Ладно, со своим уставом в чужой монастырь пока соваться не буду. – Тарас соскочил с повозки. – Но ответь мне на один вопрос. Только честно. Ты знаешь мужа фрау Шлифке или, как там ее, Флик?
– А тебе зачем?
– Раз спросил, значит, нужда есть. Да не бойся. Я тебя не выдам.
– Нацист он был, – ответила девочка неохотно. – Большой наци. У него в отеле однажды сам наместник фюрера останавливался, на охоту приезжал.
– Герман Геринг? – Новость была ошеломляющей. – Неужто ты не понимаешь, как это важно?
Гертруда не отозвалась, тронула вожжи. Тарас
