Книга Потерянные - Анна Горбачева

что мама ушла, а значит я недостаточно хороша, чтобы быть ею любимой.

Я не знала, что чувствовал тогда Дима. Он не показывал мне своих эмоций. Ведь мужчины не плачут, как сказал ему в детстве отец. Но я уверена, что ему тоже было больно. Однако у него не было возможности убиваться и долго горевать об этом. Уход сначала отца, а потом и матери повесил на него обузу в виде непутевой сестры. У него не было выбора, но он ни разу не сетовал на свою судьбу.

Я вглядывалась в лицо матери, пытаясь увидеть в нем хоть что-то, что заставило бы меня простить ее. Однако чувствовала лишь опустошение.

Светозара, словно прочитав мои мысли, грустно улыбнулась и протянула ко мне свою морщинистую руку. Я машинально вложила в нее свою ладонь, ощущая тепло ее прикосновения.

— Да, Лерочка, это я. Твоя мать, — тихо произнесла она. — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Столько лет прошло с тех пор, как я вынуждена была оставить вас с Димой. Это было самое тяжелое решение в моей жизни.

Она замолчала, словно переживая те события заново. Я сжала ее руку, давая понять, что готова выслушать. Мне было необходимо знать правду, что же заставило ее тогда уйти. Долго выдерживать мой взгляд Светозара не смогла и снова повернулась к огню.

— В последний год перед моим уходом, я стала видеть странные сны. Все чудовища, про которых я рассказывала своим студентам на лекциях по славянской мифологии, вдруг ожили. А еще во сне странный голос звал меня куда-то, просил следовать за ним. Я сначала не предавала этому значения, но затем услышала этот голос и наяву. Я подумала, что схожу с ума. Чтобы заглушить его, я стала больше выпивать. На пьяную голову этот голос замолкал, но когда разум трезвел, всё повторялось снова и снова. Ничего не помогало.

— Почему ты не рассказала об этом нам с Димой? Мы переживали за тебя, хотели помочь.

Мой голос дрожал, в глазах стояли слезы. Все эти годы я жила с ощущением пустоты, сожалея о том, что так и не узнала, что случилось с мамой. А она все это время была здесь.

— Вы бы подумали, что я сумасшедшая! — вдруг неожиданно громко вскрикнула она, блеснув зелеными глазами.

— Поэтому в один момент ты просто решила оставить нас одних и уйти? — холодно спросила я, отпустив ее руку.

Я сжала кулаки, ногти впились в ладони, но боль помогала сдерживать бушующие эмоции. Светозара, видя мою реакцию, виновато опустила голову. Она понимала, что сейчас я переживаю целую бурю чувств — от шока до ярости.

— В один момент я решила, что все-таки должна последовать за этим голосом, — продолжила Светозара. — Так я попала в этот мир. Тот зов принадлежал великой ведьме Ядвиге. Она призвала меня к себе. В этом мире у меня открылись способности. Ядвига научила меня всему, что знала сама. А потом умерла.

Я сжала зубы, чтобы не закричать на нее, но слова все равно вырвались наружу:

— Как ты могла бросить нас? Мы думали, что ты погибла! Ты же ведь даже не пыталась вернуться к нам. Так?

Светозара подняла на меня взгляд, в ее глазах блестели слезы.

— Не пыталась, — согласилась она. — Я предвидела, что рано или поздно вы тоже окажетесь в этом мире.

— Дима знает, что ты здесь?

— Нет. Боюсь, что он не простит меня. И правильно сделает. Я поступила, как ужасная мать, оставив своих детей совершенно одних. Но я сделала свой выбор. Теперь у меня другая жизнь, которая была мне послана свыше.

— Ты отвратительная мать, — строго заявила я.

— Я не прошу тебя прощать меня, дочь. Да, я виновата. Прошу лишь попытаться понять меня.

Ее слова лишь подлили масла в огонь моей ярости. Я не могла их принять. Я не понимала, как она могла так поступить. Неужели что-то может быть сильнее, чем любовь к своим детям? Я покачала головой, отказываясь верить в ее оправдания.

— Нет, ты просто бросила нас.

Тишина повисла в комнате, пронизывая нас обеих тяжестью невысказанных слов. Я сидела, сжимая кулаки, пытаясь совладать с бушующими эмоциями. Обида, разочарование, непонимание — все это клокотало во мне, грозя вырваться наружу еще большим потоком слез и упреков.

Светозара, опустив голову, сидела в своем кресле, словно ожидая приговора. Седые волосы скрывали лицо. Я видела, как ее руки дрожат, выдавая внутреннее напряжение. Она явно ждала, что я вот-вот снова наброшусь на нее с обвинениями. Но я молчала, пытаясь собрать воедино разрозненные мысли.

Наконец, подняв глаза, Светозара тихо произнесла:

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Я предала ваше доверие. Это было самым тяжелым решением в моей жизни. Но я действительно не могла поступить иначе. Тот голос, что звал меня, был слишком настойчив. Я не могла ему противиться.

Она сделала паузу, словно ожидая, что я прерву ее. Но я по-прежнему молчала, внимательно слушая.

— Я знаю, что ты никогда не сможешь простить меня полностью, — продолжила Светозара. — Я сама себя не прощаю за то, что сделала. Но я хочу, чтобы ты знала — я никогда не переставала о вас думать. Вы с Димой были всегда в моих мыслях.

Ее голос дрогнул, и я заметила, как по ее щеке скатилась одинокая слеза. Это зрелище вызвало во мне странное чувство — с одной стороны, я хотела ее простить, понять, но с другой — во мне все еще клокотала обида и разочарование.

— Ты сильно постарела, — зачем-то бросила я.

— А вот ты совсем не изменилась, дорогая, — горько усмехнулась мама.

— Сколько прошло лет, по-твоему?

— Лет тридцать. Не меньше. Здесь совершенно по-другому течет время.

— Очень странно видеть тебя такой, — призналась я. — Последние несколько лет я считала, что ты мертва. Сказать по правде, мне так было легче.

— Я понимаю.

— Ты даже не представляешь, как нам было тяжело, — тихо произнесла я. — Папа ушел, а потом и ты… Мы остались совсем одни. Дима взвалил на себя заботу обо мне, хотя и сам был еще ребенком. Он так старался быть сильным, но я знаю, как ему было больно.

Я замолчала, чувствуя, как снова на глаза наворачиваются слезы. Светозара протянула ко мне руку, но в этот раз я отстранилась.

— Я не знаю, смогу ли тебя простить, — сказала я. — Слишком много боли ты нам причинила. Но… возможно когда-нибудь я смогу тебя понять.

Светозара кивнула, соглашаясь.

Тишина.

Молчание затягивалось, пока, наконец, Яромир не прервал его характерным покашливанием. Сначала он сидел тихо,