Книга Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока все это происходило, нас, выпускных из всех военноучебных заведений, подвели к Царскому валику и построили в форме «каре». Мы довольно долго ждали. Но вот группа, окружившая императора, стала быстро редеть, встали и зашевелились разбросанные по всему Военному полю войска, сворачиваясь в походные колонны.
Император со своею военной свитой направился к нашему каре и въехал в середину только один в сопровождении военного министра и дежурства Свиты. Мы все были в пыли и грязи, только при холодном оружии. Все смолкло. Император, приподнявшись в седле, оглядел вокруг себя все наше каре. Сердца наши стучали, напряжение достигло высочайшей степени. Опустившись в седло, император сказал: «Дети! Вы закончили успешно ваше воспитание и образование и станете теперь сами учить и воспитывать других. Служите честно и добросовестно по присяге, как ваши деды, отцы и старшие братья. Дети, не бейте солдата, а учите его с любовью и терпением: это ваш младший брат! Поздравляю вас с производством, гг. офицеры!»…
Александр II
Меня эта речь потрясла до слез. Общее возбуждение, энтузиазм и любовь к императору достигли неописуемой степени… Мы кричали до хрипоты «ура!», а император с благожелательной и очаровательной улыбкой проехав по фронту всего каре, галопом направился в ставку на Царском валике.
Нас немедленно поздравили наши начальники, пожимая нам руки, и мы, усевшись на орудия, рысью помчались в свой Авангардный лагерь. Здесь нам был уже готов давно обед. У некоторых уже сюда была доставлена офицерская форма. Но в массе у нас все было заготовлено на зимних квартирах, даже у наших портных. Радостно и оживленно беседуя за обедом, мы закончили свои лагерное пребывание; теперь вольными птицами полетели на поезд, а с ним в Петербург, по дороге козыряя нашим сверстникам всех училищ, успевшим одеть уже свое офицерское обмундирование. Трудно передать то ощущение, какое испытывает юноша, произведенный в офицерский чин после нескольких лет тяжкого труда, суровой, принижающей личность человека субординации, дисциплины и бесправия.
Наконец, и я офицер, подпоручик 20й артиллерийской бригады. Это событие моей жизни совершилось 8/VIII 1879 г. в день св. мученика Леонида, т. е. в День моего ангела; оно было самым лучшим мне подарком за всю мою истекшую 19 ½ летнюю жизнь.
Подведу теперь итог всего, что дало мне за год пребывания в его стенах дорогое по воспоминаниям Михайловское училище.
1. В религиозном отношении. Лично я нисколько не изменился. Твердая традиция царила и среди михайловцев по отношению к небольшой, но чудной своей домовой церкви. И здесь пел хор из юнкеров, охотно шли в церковь (в субботу, воскресенье, а вообще, в праздники) все, кто оставался в стенах училища и не уходил в отпуск. Нажима формального и сухого в этом отношении не было.
Настоятелем нашего храма считался известный в это время о. Григорий Петров[56], много трудившийся и на заводах, среди рабочих, просвещая их своими проповедями: он считался тогда одним из самых красноречивых и популярных церковных деятелей. Я не вынес ничего глубоко религиозного из его цветистых и красивых проповедей, но мы слушали его всегда охотно и с общим вниманием. Очень торжественно проходила церковные службы в табельные дни или официальные артиллерийские праздники, на которые стекались во множестве бывшие питомцы училища.
В среде артиллеристов тон по отношению к религии был строго определенный: серьезный, твердый и правоверный. В существо религии входить было не принято, но и критиковать тоже. Палки и приказа для загона в храм Божий тоже не требовалось.
2. В воспитательном отношении. Мы все чувствовали себя больше человеческими и мыслящими существами по сравнению с константиновцами. В нас развивали чувство собственного достоинства в нашей специальности, любовь к избранному роду оружия и веру в артиллерию как величайшую отрасль науки, крайне важной для прогресса человечества. Внушали нам, что в четком и самоотверженном исполнении развитым и знающим артиллеристом своих обязанностей на предстоящей службе и заключается выполнение присяги Царю и Отечеству.
Мы видели в наших начальственных офицерских чинах действительную любовь к своему роду оружия, большие знания и стремление искренно и добросовестно передать их и нам. Самая служба в артиллерии требовала от каждого номера батареи большой подвижности, самостоятельности и смекалки, а потому бездушная атмосфера сомкнутого фридриховского строя не подавляла нас так, как в пехоте или даже и в коннице. Но чем резко отличалось Михайловское училище от всех других – это отсутствием бессмысленного и отвратительного «цукания», отравлявшего многим юношам жизнь в училищах. Особенно в этом отношении выделялись тогда кавалерийские училища, Пажеский корпус (специальные классы) и все пехотные военные.
Атмосфера нормальных, корректных, товарищеских отношений создавала жизнерадостное в общем настроение среди михайловцев и крепко спаивало своих питомцев за три года.
Было некоторое ироническое отношение коренных михайловцев 3го курса («математическое отделение») к переведенным или поступившим по экзамену прямо на третий курс. Нас называли «строевиками». Но разница эта быстро сглаживалась к концу года. Среда михайловцев, пополнявшаяся из самых лучших питомцев военных гимназий, действительно отличалась в массе своим высоким уровнем развития и успешности в науках. Многие еще в училище далеко упредили курс какой-либо избранной ими дисциплины, а в общем, все работали усердно, сознательно стремясь к наибольшему образованию. Очень многие намечали себе дальнейший план: через два года службы в строю использовать свое право поступления в артиллерийскую академию для получения высшего образования. Этот сокращенный срок распространялся и на питомцев инженерного училища и инженерной академии. Всем же окончившим другие училища, а также всем, желающим учиться в Военной академии Генштаба или Военно-юридической академии, надо было прослужить обязательно три года в строевой части.
Сокращение срока для академии было сильным стимулом для михайловцев, и выдающиеся из них в строю долго не задерживались. Такие же мечты охватывали и меня при выпуске из училища.
Уходя из училища, мы уносили как к нашему начальственному учебному персоналу, так и к чисто строевому, чувства глубокой благодарности за вдумчивое, человечное, хотя и строгое отношение к нам, а также и за знания, почерпнутые в училище.
3. В образовательном отношении. Прекрасно разработанный, вдумчивый план учебных занятий с достойными полного уважения по своей эрудиции и опыту руководителями общеобразовательных и специально-технических, и военных дисциплин дал нам очень много. Лично я считаю себя
