Книга Дом напротив озера - Райли Сейгер

продаете мороженое?

Сестра Меган указывает на отдел замороженных продуктов.

– У нас есть галлоновые контейнеры, кварты и пара отдельных конусов для пробы.

– Нам подойдет.

Я хватаю Буна за локоть и тяну к ларю с мороженым. Пока мы рассматриваем варианты, он наклоняется и шепчет:

– Эй, ты чего?

Тепло разливается по моим щекам. Я открываю одну из дверей морозильной камеры, надеясь, что порыв холодного воздуха охладит их, и беру красно-бело-синий рожок.

– Извини. Это все, что я смогла придумать в моменте.

– Интересно, – говорит Бун, выбирая покрытое шоколадной глазурью эскимо на палочке. – И чтобы ты знала, не нужно извиняться. Но я действительно думаю, что нам придется использовать эту уловку, пока мы не выберемся из магазина.

Подмигивая, он берет меня за руку, его ладонь горячо касается моей. Странно держать что-то такое холодное в одной руке и такое теплое живое в другой. Когда мы возвращаемся к кассе, мое тело на стрессе, то ли потеет, то ли дрожит.

Сестра Меган пробивает наши вкусняшки, и Бун отпускает мою руку, чтобы вытащить бумажник и расплатиться. Как только бумажник возвращается в его карман, он снова тянется к моей руке. Я хватаю его и позволяю увести себя из магазина.

– Спасибо за помощь, – говорит Бун через плечо сестре Меган.

– В любое время, – говорит она. – Хорошего дня.

Прежде чем выйти на улицу, я в последний раз смотрю на девушку у кассы. Она опирается локтем на стойку, мечтательно положив голову на сложенную чашечкой ладонь. Она наблюдает, как мы выходим за дверь, глядя мимо нас на дорогу, деревья и горы вдалеке. Несмотря на то, что она может быть сосредоточена на своих каких-то мыслях, я представляю себе, что она смотрит в сторону леса и думает о том, что куда могла убежать ее сестра и где она сейчас. И когда же она вернется домой?

Мы едим мороженое в кузове пикапа Буна, свесив ноги с приспущенной задней двери. Я пожалела, что выбрала Bomb Pop, как только коснулась его губами. Слишком приторный и безвкусный, он окрашивает мой язык в ярко-красный цвет. Я опускаю руку с рожком вниз и говорю:

– Плохая была идея.

Бун жует свое эскимо на палочке, шоколадная скорлупа с громким хрустом ломается.

– Я так не думаю.

– Ты слышал, что она сказала. Том Ройс никогда не приходил в магазин.

– Определенно она его не видела. Что меня не удивляет. Если мы правы, Том пришел в магазин, когда Меган работала. Не ее сестра. Вероятно, это было несколько раз. Он входил, болтал с ней, флиртовал, может быть, пригласил ее на свидание. Потом он убил ее.

– Ты говоришь так уверенно.

– Это потому, что я такой. У меня до сих пор сохранилось чутье полицейского.

– Тогда почему ты уволился?

Бун бросает на меня косой взгляд.

– Кто сказал, что я уволился?

– Ты сказал, – говорю я. – Ты сказал мне, что раньше был копом, и я так поняла, что ты уволился.

– Нет, я имел в виду, что я был отстранен и отправлен в отпуск без содержания на шесть месяцев. Но когда мое время истекло, я уже не вернулся.

– Вот как.

– Вот так, – говорит Бун, прежде чем откусить еще кусочек.

Я смотрю на свой рожок. Он начинает таять. Капли радужного цвета уже капают на землю, как кровь в фильме ужасов.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Через несколько месяцев после смерти моей жены я пришел пьяный на дежурство, – говорит Бун. – Очевидно, не самое худшее, что сделал полицейский. Но это очень плохо. Особенно, когда я ответил на звонок. Поступило подозрение на кражу. Ничего особенного не было, сосед использовал запасной ключ, чтобы одолжить газонокосилку у владельца. Но я не знал этого до тех пор, пока не разрядил свое оружие, едва не пальнув в парня. Ну, и после этого моя пьяная задница была отправлена в отпуск.

– Поэтому ты решил бороться с алкоголизмом?

Бун отрывается от своего мороженого.

– Разве это не достаточная причина?

Это так. Сама могла бы догадаться, зачем спрашивать.

– Но теперь, когда ты восстановился, ты не хочешь вернуться на службу в полицию?

– Это больше не для меня, – говорит Бун. – Знаешь поговорку: «Старые привычки не умирают»? Это правда. Особенно, когда у всех, кого ты знаешь, до сих пор есть эти привычки. Быть полицейским – напряженная работа. После смены необходимо расслабляться. Помогает пиво после работы. Или напитки покрепче во время барбекю по выходным. А мне теперь пить нельзя. Если бы я вернулся к прежней жизни, у меня на плече всегда сидел бы дьяволенок и соблазнял, шепча мне на ухо, что все в порядке, это всего лишь одна рюмка, ничего страшного не случится. Я знаю, что так жить уже не смогу, поэтому ушел. Теперь я перебиваюсь случайными заработками, и теперь я счастливее, хочешь верь, хочешь нет. Я очень долго не был счастлив. Мне видимо нужно было опуститься на самое дно, чтобы понять это.

Я нерешительно лижу свое мороженое и думаю, а достигла ли я уже дна или мне еще предстоит упасть. Хуже того, раньше я рассматривала увольнение из «Частицы сомненья» как свое дно, а теперь я уже где-то ниже этого, зарываюсь на подуровень, из которого уже, наверное, никогда не выберусь.

– Возможно, все было бы иначе, если бы у нас были дети, – говорит Бун. – Вероятно, я бы не стал так сильно пить после смерти моей жены. Наличие кого-то, о ком нужно заботиться, заставляет тебя быть менее эгоистичным. Я имею в виду, мы хотели детей. И мы конечно старались. Но, к сожалению, нам было не суждено.

– А мы с Леном никогда об этом не говорили, – сказала я, и это правда. Но я подозреваю, что он хотел детей, и что это было частью его плана, когда мы будем жить в доме у озера на постоянной основе. Я также подозреваю, что он знал, что я не хочу детей, главным образом потому, что я не хотела нанести им такой же психологический