Книга Сын врага отца - Маша Брежнева

одним — попытками разобраться в происходящем. Хотя мысленно все время возвращаюсь к тому, что задвигал сосед Рины, наш любимый всезнайка Алексей Сергеевич: сами разберутся. Вот, кажется, уже и сами разбираются без меня, только не очень успешно.

— Да ты врешь, — отрицаю слова Карена.

— Нет. Я мог бы тебе посоветовать спросить у самой Рины, но ее еще нет. Да и по-честному, я не советую. Я запутался, что в ее светлой головушке, особенно после того, как она связалась с мальчиком-длинные-реснички.

Давлюсь то ли кашлем, то ли собственным смехом, потому что про реснички правда смешно, а еще потому, что солидарна с Мхитаряном. Что за мысли поселились в голове Заболоцкой — вопрос, на который у нас нет ответа.

— Я с тобой согласна, друг. Все это странно, но лично мне сейчас еще интереснее, как все-таки батю победить. Мы с Тимом уже и через его родителей зашли, но легче не стало. Разве что еще сложнее.

— Что-то страшное?

— Ну вот представь, ты любишь девушку, а у тебя ее уводят, — успеваю ляпнуть быстрее, чем подумать, и мысленно уже отвешиваю себе подзатыльник. Хороша подруга! По самому больному бьет. Поэтому тут же добавляю самую главную отличительную деталь. — И уводит твой лучший друг, с которым ты делился всем и всегда.

— Офигеть. Это про кого?

— Про отца моего. Не догадываешься, к чему клоню? Мой отец и мама Тима — те самые парень и девушка. А тот, кто увел — друг бати и папа Тимофея в одном лице. Да, я не очень удачное место выбрала, чтобы это рассказать. Но теперь уже ты все знаешь. И что мне делать, Каренчик?

— Даниил Алексеевич уже разговаривал с родителями твоего Шумского, да? А они на вашей стороне?

— Абсолютно. Единственный, кто против, — это папуля. Я бы сказала «весь мир против нас», но против только папочка. И волшебного рецепта для этой ситуации просто не существует.

— Твой папа не сможет запрещать вечно. Ты взрослая уже, через год восемнадцать стукнет.

— Проблема в том, что только через год, а не через пару месяцев, как тебе. Легко говорить, когда сам одной ногой совершеннолетний, — фыркнув, отворачиваюсь от него и разглядываю дома в окне. Очень интересно, конечно, я ведь и без того наизусть знаю их расположение и чуть ли не каждое окно ближайших многоэтажек.

— Так не говорят. «Одной ногой совершеннолетний». И как только ты это придумала, рыж? Ладно, совет только один: еще раз поговори с отцом. Спокойно, когда он будет не в состоянии сильно спорить и доказывать свою правоту. Запасись аргументами и терпением. В основном даже вторым пунктом. Однажды любовь все равно победит, — щелкает меня по носу и сам тут же теряет фокус, переключаясь с моего лица на лицо только что вошедшей в класс Рины.

«Однажды любовь все равно победит».

Хмм, будем надеяться, что Мхитарян совершенно верно говорит. Да будет так, Каренчик, и у тебя, и у меня.

Глава 32. Шумский

— Помнишь старую присказку? Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково, — такой фразой встречает меня с утра пораньше на парах Коваль.

Сказать честно, в октябре я подзабросил походы в универ. Больше тренировался, часто оставался тренить дополнительно в гордом одиночестве, совместно с вратарем или группой энтузиастов из молодежки клуба, которые меня прекрасно помнят по прошлому году совместных выступлений. Были выезды, и перед ними я предпочитал выспаться, а не потащиться на учебу. А самое главное, я таким образом выплескивал негативную энергию. Ничего не изменилось, Лёва не отошел, встречаться нам с Милой так и не разрешил, поэтому до сих пор мы все делаем тайком.

— У вас, может, и одинаково, но без меня, — отвечаю, по привычке швыряя рюкзак себе под ноги и входя носом в парту.

— Тебя скоро преподы в лицо не смогут вспомнить.

— Да и пофиг.

— Шум, не в твоем стиле так долго в депрессии находиться, — любимый зануда и не пытается отстать от меня.

— Я не в депрессии, — отбиваюсь и демонстративно отворачиваюсь, подложив сложенные руки под лицо в качестве подушки. В чем-то Коваль прав — я реально делаю так всегда, как только прихожу к первой паре. Просто бывает это редко.

— Шум, я в курсе, что все по-старому, — нет, он все-таки лезет со своими разговорами.

Ну конечно, все он знает. Ему ведь никто не запрещает общаться с Риной, вот они и видятся регулярно. В силу возможностей своего расписания, ведь у Коваля столько же тренировок, как и у меня, а у Рины допники и репетиторы, как у Милы. Просто дополнительно палки в колеса им никто не вставляет.

— Все по-старому, ты прав. Не знаю, в какой момент я опустил руки и согласился на эти тайные свидания. Начинаю уже ощущать себя каким-то недоделанным парнем, честно.

— И это не в твоем стиле. Что с тобой такое? Упадок сил что ли? Сходил бы к маме, анализы сдал там, не знаю.

Вынужденно отрываюсь от парты, протираю глаза ладонями, чтобы хоть как-то веки разлепить, зажмуриваюсь сначала от яркого электрического света, который толчком врывается в мое сознание.

— Ты как батя, бесите прям. Он тоже советует мне у мамы подлечиться. Нормально все со мной. НОРМАЛЬНО, — повторяю, повысив голос.

— Тогда, может, к психологу? — он произносит это и сам улыбается. Очень вовремя, потому что я собрался как раз перейти на маты.

Хотя тут ситуация такая, хоть маты, хоть крики, хоть головой об стену. Больше ни одного разговора с Левиным на тему моих отношений с его дочерью у нас не было, а свиданий с ней самой было... По пальцам можно пересчитать.

Я пытался выяснить у мамы, что пошло не так, когда она общалась с Даниилом Алексеевичем, почему не смогла его переубедить. Но был ли вообще смысл в этом моем вопросе?