Книга Предатель. В горе и радости - Арина Арская

готовят ужины и смотрят сериалы.

За могилой Вячеслава присматривает специально нанятый человек. Приносит цветы, чтобы было как у всех его соседей, прибирается и уходит.

Алиса однажды пришла к нему, постояла и вздохнула:

— Какая же я была дура.

И больше не приходит.

Вера родила девочку, а ее бывший исправно платит алименты. Да, бунтарь-художник устроился на работу и “взялся за ум” после того, как к нему в мастерскую наведались крепкие ребята и провели тихую беседу. После этой беседы ему наложили гипс на правую руку и на левую ногу. Да, к этому была причастна я.

Я не стала просить Гордея помочь, ведь Вера все-таки его бывшая, и ситуация очень щекотливая, поэтому обратилась к Юре Пастухову, и тот с готовностью все устроил на следующий день. Я сделала вывод, что он очень любит такие разборки со сломанными руками и ногами, а художник заслужил.

Подругами мы с Верой не стали, потому что лично для меня это было бы странно, но я знаю, что если я внезапно позвоню ночью, чтобы, например, поплакаться, то она трубку возьмет. И, может, даже дурой назовет.

Из компании Гордея она уволилась. Наверное, чтобы не нервировать меня, и их общение оборвалось. Надеюсь, одиночество и тоска больше не толкнут Веру и Гордея к разговорам о жизни на крыше. Ведь у моего мужа теперь для бесед по душам есть я, а у большегрудой и провокационной красавицы — новый босс, который очень заинтересовался яркой подчиненной.

Алла прогорела. Думаю, что не без помощи Гордея она оказалась в больших долгах и серьезных проблемах перед налоговой. Она после безуспешных попыток встать на ноги и вернуть цветочный бизнес к прибыли уехала в деревню к пожилым родителям и теперь им копает огороды под вечные упреки.

Шаман Алексей после нашего визита почуял, что дело пахнет жареным и сменил деятельность. Теперь он выхаживает по сцене в модном красивом костюме, за деньги вещает об успешном успехе и рассказывает, как к нему прийти. Говорят, что во внутреннем кармане он носит талисман из пучка воробьиных перьев. Не смог окончательно отказаться от прошлой личности.

***

— Мам, — на кухню заглядывает Яна, на цыпочках шагает ко мне и берет за руку. — Идет, но тихонечко.

— Что случилось? — взволнованно откидываю полотенце.

— Спокойно, — фыркает она, — все хорошо… но идем…

С улыбкой закусывает губы и ведет меня в гостиную.

— Вот умора, а, — хихикает она.

На полу среди подушек спят Гордей и Левка, а между ним устроилась Леночка с фломастерами.

Лица и руки у моего мужа и сына старательно разрисованы кривыми цветочками и разноцветными каракулями.

— Лена, — окликаю шепотом дочу, которая тянется красным фломастером к губам Гордея.

Она оглядывается и с детской умилительной хитростью улыбается.

— Да пусть, — Яна пихает меня в бок и кивает Леночке, — можно. Рисуй

— Ты младшую сестру учишь плохому.

Лена хмурится, наклоняется к Гордею и сосредоточенно возюкает фломастером по губам. Тот кривится сквозь сон, поджимает губы и вновь на выдохе расслабляется.

Лена расставляет красные точки на его подбородке и неуклюже разворачивается к Леве. Вздыхает, откладывает красный фломастер в сторону и берет фиолетовый.

Левка, почуяв сквозь сон неладное, переворачивается на живот, подложив руки под голову и тяжело вздыхает. Лена не теряется и начинает выводит неровные линии на шее под его затылком.

— Лен, — вдруг бубнит он. — Что ты делаешь?

— Лисую, — доча высовывает кончик языка.

— Ну, — причмокивает Лева и повторяет за ней исковерканное детским языком слово, — лисуй. На папе полисовала?

— Полисовала, — сонно отвечает с закрытыми глазами Гордей. — Теперь твоя очередь.

— А на сестре полисовала? — спрашивает Левка.

Лена замирает и оглядывается на Яну, которая округляет глаза:

— На мне не надо.

— Надо, — зевает Гордей. — И на маме тоже надо.

— Надо, — Леночка уверенно кивает и тянет к нам фломастер. — Идем лисовать.

— Тогда и на тебе надо полисовать, — Яна решительно собирает волосы.

Лена задумывается на несколько секунд и расплывается в улыбке:

— Да. Надо! И на мне надо!

— Пошли лисовать, — Яна смотрит на меня. — На тебе правая половина, на мне левая.

Медлю, запоминаю этот полдень с фломастерами, чтобы потом через много лет вспомнить о нем в ярких и теплых красках.

— Мы тебе и пяточки разрисуем, — ласково угрожаю Лене, которая округляет глаза. — Всю разрисуем.

— И за ушами, — хрипло отзывается Гордея. — Она и за ушами у нас рисовала. Отомстите за нас.

Конец