Книга 1918-й год на Востоке России - Коллектив авторов -- История

выпущенном под его именем. В этом фильме отряд белых офицеров в погонах, разодетых чуть ли не в парадные формы, смело идет в атаку на героев-чапаевцев и погибает под их метким огнем. В то время у белых, принимавших участие в боях против Чапаева, не было ни одной офицерской части, а добровольцами в воинских частях были те же самые крестьяне, что и у Чапаева, только успевшие ранее других осознать все прелести большевистских свобод. Осознали это потом и те, другие, и в 1921 году в Николаевском уезде Самарской губернии вспыхнуло большое крестьянское восстание, но было уже поздно, и красные его быстро подавили. А погон тогда в белых частях на Волге никто не носил. Главари Комитета Учредительного собрания: Чернов, Вольский и Климушкин, стоявшие во главе власти, — их боялись больше, чем Ленин со своим главкомом Троцким.

Ободренный успехом в боях против красных и не забыв обиды, нанесенной ему Чапаевым, полковник Махин решил еще раз помериться с ним силами. Ночь перед выступлением в поход против Чапаева теперь уже 2-я Самарская батарея провела на застекленной веранде ресторана. Через окна, выходившие на Волгу, была хорошо видна противоположная сторона реки. Всю ночь на ней бушевала сильная гроза: шел дождь и беспрестанно сверкали молнии, и только под утро все стихло.

Под вечер назначенный в поход отряд белых на баржах был перевезен на другую сторону реки в находившееся там село Духовницкое. Самарская батарея, в ожидании дальнейшего движения вперед, разместилась в большом доме имения Дельвига, примыкавшего к селу. В доме помещика кто-то уже сильно похозяйничал — внутри все было разбито и разбросано по полу, хорошая дорогая мебель была вся ободрана, с диванов срезана кожа, и только один несгораемый шкаф стоял в углу одной из комнат и гордо смотрел на все окружавшее его. Верно, и на нем были слегка заметны следы пытавшихся безуспешно проникнуть в него. Привлек он и наше с Родниным внимание — очень хотелось узнать, что там в нем в середине. Провозились мы с ним довольно долго, но напрасно, а возиться дольше не было времени — трубач затрубил поход. На прощание один из добровольцев нашей батареи выстрелил в замочную скважину сейфа. Это тоже не произвело на него никакого должного воздействия, осталась только небольшая отметка о нашем пребывании в имении.

Быстро собравшись, отряд белых выступил в поход. Шли всю ночь, и под утро, незадолго до рассвета, 2-я Самарская батарея стала на позицию, прямо на распаханном поле, против села Ливинка. Пехота, рассыпавшись в цепь, ушла немного вперед. Чернозем на распаханном поле после дождя сильно размяк, и было очень трудно по нему ходить. Земля прилипала к сапогам, и ее постоянно приходилось стряхивать. Едва забрезжил свет, батарея открыла ураганный огонь по селу. Лежавшие перед нами цепи поднялись и двинулись вперед. Что село занимали красные, белым было точно известно.

Батарея красных, стоявшая на позиции где-то на церковной площади села, незамедлительно открыла огонь. Ее наблюдатель, находившийся на колокольне церкви, прекрасно видел на совершенно открытом распаханном поле нашу батарею, и, быстро пристрелявшись, батарея противника начала буквально засыпать ее своими снарядами. Но большинство осколков рвавшихся вокруг нас гранат зарывалось в мокром черноземе. Вверх летели одни лишь фонтаны грязи, обдавая, как из душа, орудийных номеров. И Самарская батарея, не неся почти совсем никаких потерь, не переставала обстреливать площадь вокруг церкви, стараясь нащупать красную и заставить ее замолчать. Хорошего наблюдательного пункта у белых не имелось, и наш командир батареи корректировал стрельбу стоя, с несколькими разведчиками, немного впереди, слева от позиции батареи. Не зная точно, где стоит красная батарея, он больше стрелял по догадке. Пехотная цепь белых, подойдя почти вплотную к селу, залегла перед ним, готовясь идти в атаку.

Бой шел не только под одной Ливинкой, а на довольно широком фронте. Справа и слева от нас была слышна орудийная канонада. В предпринятом против красных наступлении принимал участие не один отряд полковника Махина, слева от нас находилась какая-то сызранская воинская часть белых, а справа под селом Липовцы дрались наши балаковские мужики. Командир нашей батареи, чтобы принудить красных умерить свой пыл и прекратить сильный обстрел нас, приказал пустить по церковной площади несколько зажигательных шрапнелей, которые сразу подожгли церковь. Она быстро запылала ярким пламенем. Цепи белых поднялись и бросились вперед — в атаку. Батарея красных, вероятно попав под неприятный обстрел и потеряв хороший наблюдательный пункт, моментально снялась с позиции и перешла на новую, где-то за селом.

Две роты самарской речной обороны (что-то вроде морских стрелков), прибывшие из Самары, кажется, вместе со 2-м взводом 2-й Самарской батареи, вырвавшись немного вперед, первые ворвались на церковную площадь. Здесь их встретили служившие у красных латышские стрелки, которые, нарочно подпустив близко белых, открыли по ним, почти в упор, сильный пулеметный и винтовочный огонь. Самарцы, понеся большие потери, отошли за село, где и залегли. Как потом рассказывали нам оставшиеся в живых самарцы, когда они выскочили на церковную площадь, то на ней стояла во весь рост какая-то пехотная цепь с белыми повязками на рукавах и громко кричала: «Стой, остановись, свои!» Цепь самарцев, не дойдя до нее несколько десятков шагов, не понимая, в чем дело, как вкопанная задержалась на месте. Со стороны «своих» моментально затрещали пулеметы и защелкали винтовки, кося стоявших в недоумении белых, большинство которых были ранены или убиты и остались лежать на площади. Только небольшой части белых удалось отбежать назад и укрыться за домами.

Почувствовав за собой силу, красные начали медленно продвигаться вперед, стараясь обойти белых с их левого фланга. Их батарея со своей новой позиции открыла огонь и довольно быстро опять нащупала нашу. Но осколки гранат продолжали зарываться в черноземе, обдавая грязью батарейцев, не причиняя им особенного вреда. Зато со стороны создавалось впечатление, что 2-й Самарской батареи больше не существует. Вся площадь, на которой стояли пушки, кипела от разрывов неприятельских гранат. Моя белая кадетская гимнастерка, которую я носил, совершенно изменила свой цвет, превратясь в какую-то желто-коричневую.

Наши артиллерийские наблюдатели видели только вспышки выстрелов из орудий красных. По ним командир батареи пытался сосредоточить огонь своих четырех пушек, но, к несчастью, у многих снарядов был перекос гильзы, они постоянно заклинивались в казенной части ствола орудия, и одновременно больше чем из двух пушек батарея редко когда стреляла. Из двух других выбивали заклинившиеся снаряды. Со шрапнелями мы разделывались быстро и легко, вытаскивая их протиральником с дула ствола орудия, а с гранатами нужно было быть