Книга 100 великих крылатых выражений - Александр Владимирович Волков

обострились до предела после того, как с резкими обличениями правящей церковной верхушки стал выступать Мартин Лютер.

Лишь по прошествии десяти лет папа римский Климент VII (1523–1534) одобрил выбор, сделанный немецкими князьями. 24 февраля 1530 г., в день своего рождения, Карл V был увенчан в Болонье железной короной лангобардов и императорской короной.

В тот день Климент VII был необычайно мягок и обходителен с императором, который еще три года назад был самым страшным врагом римского первосвященника, ведь после того как в 1525 г. Карл V одержал победу в войне против Франциска I, примирения между двумя самыми могущественными монархами Европы не последовало. «Горячая война» сменилась «холодной» и была перенесена на землю Италии. И Карл V, и Франциск I, соперничая друг с другом, делили между собой мелкие итальянские княжества, которым – вопреки чаяниям Макиавелли – так и не удалось объединиться.

В феврале 1527 г. около 20 тысяч наемников из Германии, Испании и Италии, воевавших на стороне Карла V и не получавших месяцами жалованье, вместо того чтобы идти на Милан, устремились на Рим и разграбили Вечный город. Это событие, «Sacco di Roma», навсегда вошло в историю как пример неслыханного варварства.

В распоряжении папы римского было лишь 4000 солдат, и он больше рассчитывал на помощь Аврелиановой стены, чем на живую силу. А еще первосвященник надеялся откупиться от «заблудших агнцев», но деньги, предложенные им, показались наемникам ничтожно малыми. 6 мая начался штурм Рима. С помощью наспех сколоченных лестниц ландскнехты, которым сам черт не брат, взобрались на «неприступную» стену и ворвались в город.

Началась бойня. Воины «христианнейшего» императора не щадили ни больных, ни стариков, ни детей. Многие в армии были сторонниками Лютера, они рады были покуражиться над «папскими прихвостнями». Своды разграбленных католических церквей слышали теперь грубые солдатские выкрики: «Папа наш – Мартин Лютер!»

Вслед за ландскнехтами появились мародеры – они деловито, не стесняясь, обирали лежавшие всюду трупы или рылись в опустевших жилищах. «Там, где солдаты забирали золото и парчу, они разживались горшками и сковородками» – так подвел итог этих апокалиптических дней немецкий историк Фолькер Райнхардт, автор книги «Geschichte Roms. Von der Antike bis zur Gegenwart» – «История Рима. От античности до современности» (2008).

Папа римский укрылся в замке Святого Ангела (Мавзолее Адриана), ставшем ему тюрьмой. Но в июне ему пришлось сдаться на милость испанских солдат. Мечтавший спастись за бесценок, он теперь покупал спокойствие втридорога. Захватчики-освободители потребовали с него 400 тысяч дукатов, причем четверть суммы сразу же. Чтобы раздобыть ее, папа вынужден был закладывать принадлежавшие курии крепости, города (например, Модену) и целые провинции.

Лишь в середине 1528 г. ночь над Римом рассеялась. Наемники Карла V покинули город, оставив после себя 30 тысяч трупов. Бесчинства, учиненные солдатней, вызвали ужас даже при дворе императора. Он божился, что у него и в планах не было разорить священный город. Но в глубине души он понимал, что страх, посеянный его солдатами в столице Италии, склонит на его сторону многие ее города. Солнцу будет где разгуляться в его владениях!

Вскоре пали Милан, Генуя, Флоренция. На сторону императора перешел блистательный генуэзский флотоводец Андреа Дориа. Уже в 1529 г. его корабли помогли Карлу V в войне с турками, когда Сулейман Великолепный намеревался взять Вену.

Но чем больше становилась империя Карла V, тем заметнее таяли его силы. Ему не было еще и тридцати, когда его сразил жестокий приступ подагры. С годами болезнь ослабила его так, что он уже не мог ездить верхом и передвигался только в карете или паланкине.

Однако телесные муки не ослабили его политическую волю. Он продолжал так же решительно оборонять и расширять пределы своей империи, преодолевшей уже все мыслимые горизонты.

В 1535 г. его обуяла давно забытая среди христианских государей Европы страсть к Крестовым походам. Он решил уничтожить страшный пиратский флот, который наводнил Средиземное море, служа «неверным» – туркам. В июне 1535 г. 100 военных кораблей империи, сопровождаемые тремя сотнями грузовых парусников, подошли к побережью Туниса и, несмотря на изнуряющую жару и нехватку питьевой воды, захватили его.

После этой победы император впервые посетил принадлежавшую ему Сицилию. Там, а затем в Неаполе, были устроены пышные торжества. Вот тогда, похоже, впервые и прозвучали памятные слова о том, что император блистает повсюду «от той стороны, где солнце восходит, до той, где оно заходит».

Впоследствии эта фраза не раз подвергалась литературной обработке, пока не запечатлелась в памяти человечества в той чеканной форме, которую придал ей Фридрих Шиллер.

Она встречается, например, в пьесе итальянского поэта Джованни Батисты Гварини «Верный пастырь» (1585), где мимоходом упоминается монарх, «у которого солнце не заходит даже с наступлением ночи». Почти сто лет спустя немецкий писатель, профессор истории и проповедник Иоганн-Бальтазар Шуппиус (Шуппе) обрисовал испанского короля как античного колосса, вознесшегося над миром: «Король Испании – великий государь; одной ногой он стоит на Востоке, другой на Западе, и солнце всегда сияет хотя бы в нескольких из его владений» (1660). Наконец, в драме Шиллера «Дон Карлос» (1785) фразу «В моих владениях не заходит солнце» (I, 6) произносит сам испанский король. Вот только не Карл V, а… его сын Филипп II.

Его сын, постоянно плативший по счетам, которые были открыты отцом. Ведь, как ни блистал своим величием император Карл V, солнце среди монархов, тучи уже сгущались над его империей.

По всей Европе было неспокойно. Ввиду популярности лютеранства католическая церковь оказалась на грани великого раскола. Мусульмане продолжали наступление на Европу. Уже Венгрия была завоевана ими, а их корабли, несмотря на победы Карла V, продолжали бороздить Средиземное море и нападать на европейское побережье. Императорский двор по-прежнему исправно получал золото из Нового Света, но оттуда стали долетать и страшные вести о зверствах конкистадоров, об истреблении ими мирных жителей Испанской Индии.

Даже из северных областей империи после смерти Маргариты Австрийской, воспитавшей Карла V, приходили только дурные вести. Родной город императора, Гент, отказался платить налоги «ввиду скудости средств». Не давала покоя и Франция. А деньги все таяли, таяли. Во владениях Карла V все так же не заходило солнце, но золоту его лучей все реже вторил свет золота земного. Затеянные императором войны подрывали хозяйство его бескрайней державы, но для него самого было хуже всего то, что неустроенной оставалась церковь.

В 1528 г. Карл V писал (а после него, кстати, осталось около 130 тысяч писем): «Я клянусь Господом Богом и Его Сыном, что ничто во всем мире не удручает меня так, как ересь Лютера, и что я все, что в моих силах, сделаю, чтобы историки, которые будут рассказывать о возникновении этой ереси в мое время, могли