Книга Все наши разницы - Оксана Алексеева

чего-то о его характере не знаю. Вдруг он действительно изменился, а я и не заметил?

Я допила вино несколькими глотками. Подумала хорошенько, взвесила, прооралась про себя, чтобы в конце получилось безразлично переспросить:

– Из Лондона?

Юрий Владимирович посмотрел прямо и нахмурился.

– Конечно. Сразу после защиты едет туда. Пройдет курс антикризисного менеджмента, подтянет язык, научится налаживать полезные связи, в итоге его образование станет максимально полным. Это был и есть основной план: влить в него столько знаний, чтобы он в десять раз лучше меня справлялся, когда займет мой пост. Постой-ка, он об этом не рассказал? – После короткой заминки полюбопытствовал тише: – Анюта Андреевна, стоит еще что-то добавлять про его отношение к тебе?

Аппетит пропал напрочь. Но я высидела до конца ужина – к счастью, больше мы замечательного наследника бизнес-империи не касались. Снова обсуждали какие-то театры и нелюбовь старшего Жуковского к искусству, перемешанную с необходимостью просвещаться. Я поддерживала диалог, но отвлечься не получилось. Дело вообще не в том, что Дима через несколько месяцев уедет, а в том, что держал это в секрете. Неужели лишь по этой причине его так сильно не устраивало мое предложение подождать до выпуска?

Как только вышла из машины и забежала в подъезд, вынула из сумочки телефон и набрала сообщение. Нельзя переживать из-за того, что еще не доказано!

«Ты после диплома едешь в Лондон?».

Ответа не было очень долго, но парень и не находился в сети. А прочитал через час и сразу напечатал: «А ты откуда об этом знаешь?».

У меня остановилось сердце. И, вероятно, уже не собиралось запускаться, но следом Дима прислал объяснение: «Отец сегодня утром мне сообщил. Тебе тоже? Надо же, как быстро подсуетился. Как облупленного его знаю, а удивляться не устаю».

Утром?! Почему-то мне казалось, что Дима не врет. Как и не врал Юрий Владимирович – сказал вроде бы правду, но специально под таким углом, чтобы она отдавала душком. Третье сообщение подряд даже заставило меня улыбнуться: «Ань, никуда я не еду. Какой, к хренам, антикризисный менеджмент? Любые курсы можно онлайн пройти. Но на настойчивое предложение отца я согласился и поблагодарил за предоставленную возможность, потому что ему пока не надо об этом знать. И ты не говори, иначе мне крышка. Жаль, сейчас я занят, а то напросился бы к тебе на чай. И прямо в десны уже объяснил бы, как меня бесит, что ты продолжаешь с ним общаться».

А может, Дима совсем не преувеличивал, когда рассказывал страшилки про отца? В свете новой истории я бы уже ничему не удивилась. Лондон – это не завершение образования, это ссылка. И если мы разойдемся, то и ехать через силу скорее всего никому никуда не придется.

Но во мне уже завелись червоточины, поэтому я не сдержала интереса: «Чем занят?». Наверное, не имела права на допросы, но в десять часов вечера мое любопытство казалось оправданным. Дима не стал юлить – в ответ он прислал мне селфи, которое только что сделал. За его головой я рассмотрела огни и толпу людей, в кадр попала фигура Антона Васильева. Ясно, ночной клуб, Дима там с одногруппниками. Зачем-то поднесла экран к губам и чмокнула изображение сразу в половину лица, стараясь не обращать внимания на легкую обиду. Но ведь я не могу запретить ему проводить время таким образом, если он всегда так делал? Кто я ему, чтобы выказывать недовольство? И разве не моя вина, что меня даже не приглашают – все равно бы отказалась? Нельзя пока думать и о том, что если мы начнем встречаться, то так и будет происходить: у него своя компания, а я буду изливать душу Мишане и Асе в нашем баре. В данный момент это не имело значения. Мне в любом случае теперь дышалось легче, чем еще час назад.

На следующий день позвонила матери:

– Мам, Юрий Владимирович в субботу опять заявится?

– Очень на это надеемся! – ответила она с улыбкой в голосе.

– Значит, я не приеду, – сухо предупредила я.

Ее реакция была ожидаемой:

– Анечка, по-твоему, такой занятой человек выделяет время, чтобы мне очередной букет всучить и Юлиных малышей обсудить? Ты из ума выжила?

– Наоборот, пытаюсь в ум прийти. Вы же все утверждали, что он делает подарки вам, а не мне. Вот и пусть продолжает. А я не приеду.

Вместо предсказуемого крика я услышала сдержанную и очень мягкую интонацию:

– Доченька, давай не будем ссориться. В чем смысл семейного ужина, если не вся семья в сборе? А его мы уже пригласили – было бы грубо сейчас вдруг попросить не приходить. Не ставь нас в неудобное положение.

– Ладно, не буду, – я старалась произносить каждое слово размеренно и спокойно. – Поэтому как только он перестанет у вас бывать – звоните.

– Аня! – она все-таки начала выходить из себя. – Что еще за ультиматумы? Ты не забыла, с кем разговариваешь? Не общаться с родителями по притянутым за уши причинам – это уже слишком. Или думаешь, что мы с папой бессмертные? Не будешь потом жалеть, что так к нам относилась?

Я с трудом подавила ощутимый укол чувства вины и повторила:

– Как только Жуковский устанет биться в закрытую дверь, я опять стану внимательной дочерью. До тех пор прошу не беспокоить.

– В себя приди! Я твоя мама! Как язык поворачивается ставить мне условия? Я ведь всю жизнь семье посвятила, вас с Юлей поддерживала, мои девочки всегда стояли на первом месте. И дожилась до того, что дочь меня видеть не хочет? – последнее прозвучало едва слышно.

Она там плачет, что ли? Раньше до такого не доходило, потому я растерялась. Но прежде я ни разу ничего поперек и не делала, а привычка – дело тонкое. У Жуковских вон в семье совсем нездоровые отношения, а про своих родных, при всех их мелких недостатках, подобного не скажу. Стало так тяжело, словно я была злостной преступницей, захотелось любым способом утешить и закончить этот разговор:

– Мам, ну пойми же ты, он мне не нравится. Я старалась, честно, вчера даже в ресторан с ним сходила, но никак. Самое смешное, что и он в меня не влюблен. Но посмотри, как он умело собрал армию защитников, вы ведь будто оглохли и ослепли!

Странно, но расслышала она почему-то только первую часть:

– Чем он тебе не угодил-то? Аня, ты как в лотерею выиграла и от приза отказываешься! Нет, ладно бы у тебя кто на примете был – и вопросов бы не возникало.