Книга Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин

масштабности поставленной задачи растянулась на несколько дней.

Во второй половине дня Джеймс Генри Блэйк (James Henry Blake), племянник пропавшего без вести Джорджа Паркмена, занимался опросом жителей Вайн-стрит, Аллен-стрит и других улиц, расположенных неподалёку от магазина Холланда и мануфактуры «Fuller's Foundry» [т. е. тех мест, где Паркмена видели последние свидетели].

Тогда произошёл любопытный инцидент, о котором следует сейчас упомянуть. Надо сказать, что 41-летний Блэйк был широко известен в Бостоне и вовсе не в силу своего родства с Паркменом. К 1840 году он состоялся как успешный предприниматель, руководивший крупной риэлтерской фирмой, а кроме того как офицер артиллерийского резерва штата Массачусетс. В том году Блэйка избрали городским маршалом, и он возглавил полицию Бостона. На этом весьма специфическом поприще он показал себя выдержанным и рассудительным руководителем. Блэйк был первым чиновником, кто организовал и провёл перепись всей недвижимости Бостона, и созданный тогда реестр является теперь ценнейшим документом истории города. Джеймс навёл порядок на многочисленных пристанях и набережных Бостона, запретив там торговлю сеном. Также Блэйк запомнился горожанам таким необычным нововведением, как штраф за игру в снежки. Джеймс до такой степени устраивал всех местных политиков, что ему в 1844 году предложили баллотироваться на выборах следующего года на второй срок и даже повысили для этого должностной оклад [с 1 тыс.$ в год до 1,1 тыс.$].

Блэйк поблагодарил политиков за оказанное доверие, но от повторных выборов отказался, здраво решив, что риэлтерская деятельность принесёт ему намного больше денег. Он спокойно передал полномочия Айре Гиббонсу (Ira Gibbons) и после 1845 года занялся коммерческой деятельностью. Городские власти, однако, были недовольны холеричным Гиббонсом, и тот был сменён не менее холеричным Фрэнсисом Тьюки. Последний также оказался в конфронтации с городской администрацией, в результате чего в мае 1849 года, то есть за полгода до описываемых событий, была предпринята попытка досрочно снять его с поста городского маршала.

Политики, выступавшие за смещение Тьюки, обратились к Блэйку с просьбой принять должность городского маршала. Джеймс не хотел возвращаться в политику и несколько раз отказывался. Но после того, как с этой просьбой к нему обратились 19 друзей, деловых партнёров и политиков, он уступил и дал согласие.

Однако попытка отрешить Тьюки от должности провалилась, и последний остался городским маршалом. Фрэнсис публично заявил, что заговор против него организован Блэйком и потому никаких дел с ним он более вести не будет и руки при встрече не подаст. Можно сказать, что Джеймс Блэйк оказался в ситуации, которую можно описать русской пословицей «на чужом пиру похмелье». Отношения Блэйка и Тьюки, прежде вполне дружелюбные, после мая 1849 года оказались фактически разорванными.

Исчезнувший без вести Джордж Паркмен являлся родным братом матери Блэйка, и тот взялся за его розыск по просьбе матери. Взаимодействовать с полицией Блэйк не мог и всё из-за испорченных отношений с начальником ведомства! Джеймс вёл розыск дяди независимо от городской полиции, и эту деталь следует сейчас иметь в виду, поскольку она имеет значение в нашей истории.

Итак, во второй половине дня 25 ноября Блэйк, ходивший по улицам вместе с Кингсли, повстречал на Фрут-стрит хорошо знакомого ему клерка городского казначейства Уилльяма Томпсона (William V. Thompson). Они разговорились, и Джеймс рассказал о том, что занят поисками дяди. Уилльям в ответ заявил, что 23 ноября сразу после 14 часов встретил Джорджа Паркмена неподалёку от Медицинского колледжа. Томпсон, по его словам, перебросился с Паркменом несколькими фразами. Последний выглядел очень раздраженным и сообщил Томпсону, что разговаривал недавно с профессором Уэбстером, который был должен ему значительную сумму денег, и Уэбстер заявил, будто выплатить долг не в состоянии. Слова заёмщика вывели Паркмена из себя, и тот никак не мог успокоиться.

Насколько можно судить, Уилльям Томпсон был последним, кто видел Паркмена в том районе [по крайней мере, из числа выявленных свидетелей]. Это было особенно важно потому, что полиция в тот момент ещё ничего не знала о Томпсоне.

Блэйк и Кингсли попрощались со свидетелем и стояли на тротуаре, обсуждая полученную информацию. Через несколько минут к ним подошёл тот самый Джон Уайт Уэбстер (John White Webster), профессор химии Гарвардского Медицинского колледжа, о котором совсем недавно упоминал Томпсон. Бывают же такие совпадения, верно? Блэйк был едва знаком с Уэбстером, в лучшем случае, они могли поприветствовать друг друга, приподняв шляпу, но профессор неожиданно полез к нему с разговором. Явно волнуясь, Уэбстер сообщил Блэйку и Кингсли о том, что виделся с Джорджем Паркменом 23 ноября между 13 и 14 часами, и во время этой встречи он передал последнему довольно значительную сумму денег, которую рекомендовал сразу же отнести в банкирскую контору!

Поведение Уэбстера и слова его в силу нескольких причин произвели на слушателей впечатление неискренности и недосказанности. Во-первых, потому, что у профессора не было ни малейшего повода подходить к ним и затевать разговор. Он не знал, что Блэйк ведёт поиски дяди — об этом вообще никто знал, кроме тех людей, с которыми разговаривал Блэйк. Буквально в 100 метрах дальше по улице стоял облаченный в форму полицейский Тренхольм — именно с ним профессор и должен был обсуждать свою последнюю встречу с пропавшим владельцем недвижимости. Во-вторых, утверждение Уэбстера о передаче значительной суммы денег Паркмену прямо противоречило сообщению Уилльяма Томпсона, который виделся с Паркменом уже после этой встречи. Кто-то очевидно соврал — то ли Паркмен, рассказывая свидетелю о неплатёжеспособности Уэбстера, либо Уэбстер, рассказывая о выплате значительной части долга кредитору. В-третьих, совершенно непонятным казалось волнение профессора, ведь никаких подозрений в его адрес никто не имел и иметь не мог! До той поры фамилия Уэбстера никак не упоминалась в связи с исчезновением Паркмена. Более того, Томпсон видел Паркмена живым и здоровым уже после его объяснения с профессором химии. Отсюда рождался уместный вопрос: а почему это вдруг профессор, увидев перед собой Блэйка, так засуетился, затрепетал и побежал объясняться, хотя никто никаких объяснений от него не ждал?

Это была странная и неуместная сцена, но далее стало намного интереснее!

Через несколько часов после разговора с Блэйком и Кингсли профессор Уэбстер появился на пороге дома Фрэнсиса Паркмена, старшего брата исчезнувшего без вести Джорджа [Фрэнсис был на 2 года старше]. Надо сказать, что Фрэнсис сильно отличался от Джорджа — он был равнодушен к деньгам и выбрал поприще религиозного служения, на котором стяжал репутацию священника строгого и глубоко разбирающегося в теологических тонкостях. В силу понятных причин — прежде всего, происхождения из старинного уважаемого рода — Фрэнсис пользовался большим влиянием и был широко известен в Новой Англии. На протяжении многих лет — точнее даже, десятилетий! — Паркмен-старший являлся духовником сначала самого