Книга Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I - Джон Гай

занималась серьезными политическими вопросами и важными государственными делами, оставляя основную часть повседневного администрирования и управления финансами членам своего Тайного совета. Они также брали на себя руководство в качестве правителей в графствах, сначала как мировые судьи, а затем как лорды-лейтенанты во время войны с Испанией. Был осуществлен важнейший переход от недифференцированного семейного управления доходами короны при Эдуарде IV и Генрихе VII к диверсифицированному управлению через различные департаменты доходов при Генрихе VIII и Кромвеле, а в итоге к совместному основанному на казначействе финансовому управлению Тайного совета при Елизавете[322].

Таким образом, тезис о тюдоровской «революции в управлении» можно принять, если периодизацию изменений продлить до кончины Елизаветы. Однако уместность слова «революция» – в отличие от «реорганизации» или просто «изменения» – вопрос терминологический. Если «революция» обозначает стабильное изменение, то термин не отражает сути дела: тюдоровская система расшаталась в последние годы правления Якова I и разрушилась при его сыне, когда Тайный совет все чаще игнорировался при принятии ключевых политических решений и перестал быть эффективным исполнительным органом управления.

Критики тезиса о «революции» даже утверждают, что вся концепция «революции» в смысле коренного преобразования государства Тюдоров не имеет под собой оснований. Такой подход – чистое лукавство, поскольку отрицать, что разрыв с Римом явился юрисдикционной революцией, совершенно невозможно. Успех протестантизма в сведении приходского католицизма к статусу меньшинства к 1590-м годам был культурной революцией огромного масштаба. Конечно, форма тюдоровского управления определялась политической системой, которая ее поддерживала. Практическая политика и в очень значительной степени случайные события играли большую роль. Политика Генриха все больше и больше строилась при дворе, поэтому Тайный совет жил и работал там. Кромвель был успешным политиком до 1538–1539 годов, поскольку отвечал потребностям и насущным нуждам короля. К тому же личные и родственные отношения настолько пронизывали тюдоровское общество, что эффективное бюрократическое управление было и невозможно, и нежелательно. Удивительно, но сам Кромвель использовал ручное управление, регулярно обходя государственный аппарат, особенно в области финансов[323]. И наконец, слово «революция» в языке эпохи Тюдоров означало не внезапное свержение существующей формы правления, а просто завершение цикла или «возврат» к предыдущей практике[324]. Как писал Фрэнсис Бэкон: «Бесспорно, что все находится в постоянном движении и никогда не стоит на месте»[325].

Однако акцент Бэкона на «вращающихся колесах превратностей» вырос из его собственных разочарований. Вне всякого сомнения, тезис о тюдоровской «революции» в его изначальной формулировке не оправдал себя. Тем не менее, когда критики отрицают любую возможность эволюции в управлении, потому что все делалось «по рискованному решению короля или по расчету министров»[326], мы вступаем в мир Гулливера. Да, управленцы XVI века не открыли «законы успеха», присущие Викторианской эпохе. Однако изменения, продиктованные здравым государственным планированием, были им по плечу. Образовательные и социальные проекты поддерживались тогда по всей Европе – например, в Ипре, Лионе, Венеции, Виттенберге, Нюрнберге и Женеве. И католики, и протестанты финансировали такие организации, а реформаторские указы Нюрнберга (1522), Ипра (1525) и Лиона (1531) публиковались массовыми тиражами и на разных языках[327]. В бумагах Кромвеля много черновиков планов и предложений по реформам образования, сельского хозяйства, торговли, промышленности, помощи бедным и по общему праву, а такие города, как Лондон, Норидж и Гулль, ввели собственные социальные программы и реализовывали более высокие стандарты санитарии начиная с 1530-х годов.

В отличие от точки зрения Бэкона француз Луи ле Рой, автор работы «О превратностях или разнообразии вещей во Вселенной» (On the Vicissitude or Variety of Things, 1579), положительно оценил достижения своего времени в сравнении с Древней Грецией и Римом, убеждая, что «мы всегда стремимся к совершенству, которого еще не было»[328]. Как многие мыслители Ренессанса, ле Рой полагал, что, должным образом руководствуясь разумом, люди могут сделать мир лучше. Когда Кромвель и Кранмер объясняли королевскую супрематию Генриха VIII «восстановлением» или «возвращением» устройства исходной церкви и отказом от постхильдебрандской папской «тирании», они считали, что такая перемена – к лучшему. Персонаж «Утопии» Томаса Мора Морнс утверждал: «Все, что не можешь изменить к лучшему, нужно сделать как можно менее плохим». Ирония и критика Мора побуждали людей думать о «самом хорошем состоянии государства». Более того, когда в 1531 году Сен-Жермен представил на рассмотрение Кромвеля проект комплексного закона для преобразования приходского духовенства, канонического права, финансовой поддержки бедных, цен на продовольствие, заработной платы, огораживания общинных земель и сокращения сельского населения, он продемонстрировал понимание важнейшего принципа, что пришло время предпринимать фундаментальные социальные и административные реформы. Среди других достижений Сен-Жермена можно отметить, что он был первым теоретиком, который предложил создать орган по изучению оплаты труда, чтобы проводить оценку, достаточны ли существующие жалованья для поддержания жизни во время роста народонаселения и прожиточного минимума, хотя это лишь одна из тысячи идей, циркулировавших в начальном периоде Реформации[329].

Однако краеугольным камнем разногласий по поводу «революции» стал Тайный совет как орган исполнительной власти. Как и когда он занял место большого и аморфного Королевского совета, который консультировал Эдуарда IV и Генриха VII и работал под управлением Уолси в Звездной палате? Не создал ли его Кромвель из ребра Адама в ходе основного акта реформы[330]? Вне всякого сомнения, модернизированный совет должностных лиц, существовавший к концу 1536 года, был высшей точкой государственного планирования. Он давал возможность обеспечивать более высокую эффективность, безопасность и секретность в центральном правительстве; в него входили только работающие советники; он оставил Звездной палате свободу в течение десяти лет организовывать свою работу в качестве суда специалистов. Существовали также прецеденты для создания «тайных» консультативных советов, освобожденных от непосредственных дворцовых задач. В 1520 году Уолси учредил исполнительный Тайный совет для Ирландии, работавший независимо от представителя короля в Дублине. По Элтемскому указу 1526 года он планировал (по крайней мере теоретически) сократить состав английского совета до двадцати должностных лиц. Те из них, кто находился при дворе, должны были собираться ежедневно в 10 утра и в 14 часов в королевской столовой[331]. Он набросал альтернативный план для «разделения дел, которыми будет заниматься Королевский совет». Проект предусматривал реформу на основании применения принципа разделения функций к Звездной палате: администрирование и юстицию предполагалось поручить отдельным группам советников, оставляя главным должностным лицам государства и двора свободу концентрироваться на управлении всем королевством, не отвлекаясь на судебные процессы частных истцов[332]. И наконец, законом Кале 1536 года был создан исполнительный совет для управления городом Кале в составе 11 человек из назначенных должностных лиц в порядке старшинства, от представителя короля до маршала[333].

Точка зрения, что Тайный совет имеет «создателя», внешне привлекательна, однако соотношение подтверждений свидетельствует против такого мнения. Кромвель, несомненно, обдумывал реформу, поскольку в июне 1534 года написал на обратной стороне какого-то письма: «Напомнить королю о