Книга Бойня - Оса Эриксдоттер

Хотел сосредоточиться, взять себя в руки, но улыбка сама по себе поползла по физиономии. У него в запасе четыре часа! Вполне успеет в “Системет”[32].

С внезапно и счастливо возродившейся надеждой двинулся в прихожую. На полу валялись одежда и инструменты. До шкафа не добраться – заставлен пластмассовыми ящиками. Порылся в куче на полу, достал красную флисовую куртку и натянул поверх синего рабочего комбинезона. Еще двадцать минут понадобилось, чтобы найти ключи от машины. На выходе сунул ноги в видавшие виды резиновые сапоги.

Уже на крыльце раскаялся в выборе одежды, но что делать? Вернуться и переодеться? И речи быть не может. Солнце палит вовсю, двадцать градусов, а то и все двадцать пять. На солнце точно больше.

И так много времени потерял. Маленький магазинчик в Эрегрунде взял за привычку закрываться раньше времени. То ли спроса нет, то ли хозяину работать неохота. Не беда – если даже уткнется в запертую дверь, поедет в Эстхаммар. На лодочной стоянке всегда можно раздобыть спиртное.

Доковылял до машины и уверенно нажал кнопку с изображением висячего замка с поднятой дужкой. Почему висячий? Несовременно. Дверцы послушно чавкнули. Вроде бы поговаривали, что собираются открыть “Системет” в Норршедике. Очень разумно. Лавка выросла бы раз в пять за первый же год. Место-то какое! Как раз по дороге к лодочной стоянке – и какой дурак удержится? У многих уже припасено, но некоторые забывают. Норршедик, конечно, дыра каких мало, там даже сосисочного киоска нет, но алкогольный магазин на 76-й дороге, в пяти километрах от стоянки, – то, что надо. Не прогорят.

Сел в машину и шумно выдохнул. Воздух в его серебристом BMW чуть не кипел – ничего удивительного, столько часов на солнце. Кожаное сиденье жгло задницу и спину. Нажал кнопку кондиционера и включил вентилятор на максимум. Немного больше горючки жрет, ну и хрен с ним. Все равно надо заправляться.

Остановился у шлагбаума. Щит с надписью “ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН” такой яркий, что ни один лось не подойдет, не говоря уж о заблудившихся туристах.

Вышел, отвел в сторону шлагбаум. Ну и жара. Пот стекает со спины уже ручьями, майка под комбинезоном приклеилась к телу. В машине-то рай. Закрывать? Его не будет час, не больше. Никто и не заметит, а и заметит – подумаешь, шлагбаум. Не страшно. Неохота опять выходить на солнцепек.

Отъехал, глянул в зеркало – смутный укол тревоги. Нагрянет ни с того ни с сего этот партийный бонза, тогда несдобровать. Этим типам избавиться от человека, если он не по душе, раз плюнуть. Но еще ни разу его парни не появлялись раньше чем через несколько часов после заката.

Ула включил радио. Звук отличный, все-таки чуть не дюжина динамиков, а дисплей темный. Это еще что? Машина новехонькая, надо бы заехать на сервис в Эстхаммаре, пусть сделают. Дали гарантию – выполняйте.

В понедельник и съезжу, решил он. Только бы не забыть. Записать, что ли, где-нибудь… да ладно. В следующий раз сяду за руль – вспомню.

Внезапно музыку прервал женский голос. Ула поморщился. Стало невозможно слушать радио – сплошная болтовня. Даже музыку прерывают, чтобы что-то провякать.

Но голос известный – то и дело возникает. Рассказывает, какой она была толстухой, пока не взяла себя в руки. Как сидела перед холодильником и сметала все подряд. А потом решила: сейчас, Мона. Сейчас или никогда. Либо жир, либо карьера. Позвонила в Stockholm Bariatric[33] – и бац! Добро пожаловать в нормальную жизнь.

Ула переключил станцию – то же самое. Бла-бла-бла… И даже не разберешь, где реклама, а где пропаганда.

Опять вспомнил про незакрытый шлагбаум. Узнает Росси – горло перережет.

Он несколько раз сильно зажмурился, каждый раз стараясь после секундного мрака открыть глаза пошире.

Нечего об этом думать.

Не доезжая до Норршедика, свернул на заправку. Хотел уже сунуть карточку в щель, как вспомнил: он же не завтракал. Кажется, не завтракал. Вообще-то он плохо помнил, что было утром. А вчера? Тоже… туман.

Ула сунул карточку в бумажник и захлопнул дверцу. Уже после первых двух шагов вспотел. Страшно хотелось пить. Интересно, продают ли в нынешние времена на заправках народное пиво?[34]

В помещении было заметно прохладнее.

– Пару сосисок, – бросил он парню за кассой и пошел к холодильному шкафу. Хоп-ля! За стеклом выстроилась шеренга пивных банок.

Проглотил набежавшую слюну, взял две банки и вернулся к кассе.

– Горчица? Кетчуп?

– И то и другое. – Ула поставил банки и полез за бумажником.

Кассир встал и открыл дверцу микроволновки:

– Прошу.

Ула с удивлением уставился на тонкие, бледные сосиски на желтой вощеной бумаге.

– А хлеб?

– Очень сожалею.

– Что значит – сожалею?

– Мы не подаем хлеб. Покончили с этим. НДП – новая диетологическая политика. Соевые сосиски. Кетчуп без сахара. Восемьдесят килокалорий.

– Ты шутишь? Какая еще эндэпэ?

– Очень сожалею, – повторил парень. – Семьдесят пять крон.

– Семьдесят пять?!

– Пятнадцать – сосиски. Пиво – тридцать крон штука.

– Ни хрена себе… – Ула с нарастающим раздражением полез в бумажник.

При таких ценах щедрая, как поначалу казалось, компенсация Росси испарится куда быстрее, чем он надеялся.

Парень смотрел на него с искренним сочувствием.

– Мы делаем, что велено. Чтобы народ не обжирался насмерть. А вы не заметили? Теперь везде так. В новостях же говорили. Во всей стране не найдете заправки, где вам дадут хлеб.

Ула достал сотенную бумажку.

– В новостях… откуда мне знать? У вас что ни день, новые правила.

– Добро пожаловать в светлое будущее. – Голос за спиной.

Ула обернулся. Здоровенный молодой мужик с неухоженной бородищей на пол-лица. Можно было бы принять его за норвежца, если б не типичный упландский акцент.

– Погодите, – добавил бородач, – год закончится, и сосискам хана. Даже соевым. – Помолчал и кивнул в сторону пивных банок: – А уж жидкий хлеб, как его называют, пивко – сто крон банка, не меньше. Есть и другой способ – подавать в пипетках.

Ула принял сдачу.

– Что за идиоты… коллективное наказание. Всех под раздачу. Если кто-то обжирается насмерть, я тут при чем?