Книга Перстень некроманта - Андрей Петерсон

Ошметки раздавленного магией врага медленно осыпались вниз вместе с остатками пыли и задержавшимися в воздухе мелкими камнями. Неспешно опадали увядающими цветами языки жидкого огня, очерчивающего не нужный более круг удержания. Какофония магического боя, в которой смешались треск молний, шипение опаленной в огне крови и громкий призыв Осси, нараспев выкрикивающей заклинание на мертвом языке, сменилась почти полной тишиной. Лишь шорох кое-где осыпающейся еще пыли и редкое потрескивание остывающих камней говорили, что мир все же реален и жизнь, победившая только что очередную смерть в одной очень маленькой, локальной войне, продолжается вопреки и назло.

Глава тринадцатая

Осси Кай, зажимая израненную руку и пытаясь удержать пульсирующую кровь, продолжающую рваться наружу густыми волнами, с трудом доплелась до рюкзака и волоком притащила его к скале, ограждающей двор, как барьер, арену для схваток. Опираясь спиной на эту самую скалу, она тяжело опустилась на одну из скамеек. Начиналась работа для Целителя, и на этот раз потрудиться ему пришлось основательно.

Пока Осси терпеливо ждала окончания лечения и пыталась собрать воедино остатки сил и подкопить новых, исключительно в целебных целях прихлебывая красное вино прямо из фляги, Хода отправилась на разведку.

Добравшись до массивной каменной двери на вершине лестницы, Хода долго и внимательно изучала выбитые на ней руны, сканируя пространство за дверью, и тщательно прислушивалась, пытаясь уловить в звенящей тишине малейший звук угрозы. Похоже, что угрозы за дверью не было, и в этом была некая все-таки высшая справедливость, ибо нечестно и абсолютно бесперспективно вести непрерывную, не прекращающуюся никогда войну.

За дверью было абсолютно тихо, спокойно, и никакой магической или другой активностью не пахло. И похоже, что там находилось именно убежище, а не очередное поле боя. Однако туда, в это самое убежище, еще предстояло попасть, ибо очень скоро Хода выяснила, что дверь заперта и просто так — за спасибо — не откроется. А поскольку ничего похожего на замок тут близко не наблюдалось, то не требовалось глубинных знаний, полученных в королевском университете, чтобы понять, что раз ничего запирающего дверь тут не видно, а видны одни только руны в количестве шести штук, то именно они запором и являются.

Выяснив таким образом все, что было нужно, Хода поспешила с докладом к своей хозяйке, которая уже спрятала Целитель и теперь просто сидела, привалившись к камню, блаженно улыбаясь и отхлебывая пурпурный верт уже из второй фляги.

Доложив обстановку и поделившись своими соображениями относительно рун, удерживающих дверь от посягательства незваных гостей, Хода предложила метнуться и опробовать последовательно все возможные комбинации. Благо перебрать семьсот двадцать вариантов — задача вполне выполнимая.

— А ты не боишься, моя драгоценная, что времени на это уйдет гораздо меньше, чем ты думаешь, потому как после первого же неправильно набранного варианта дверь, к примеру, разнесет такого горе-переборщика в клочья? — остудила ее пыл Осси. — Прежде чем что-то дергать или на что-то давить, неплохо бы сначала подумать. Что там написано, можешь сказать? А то сил нет подниматься…

Осси виновато улыбнулась и сделала еще один глоток, после чего протянула флягу Тяму, который ловко ее закрутил и переправил на хранение в рюкзак.

«Чудеса дрессировки! — хмыкнула Хода. — Я прям уже афиши вижу: “Весь вечер с вами графиня Осси и ее дрессированные Тямы!” Все билеты, как водится, уже проданы».

— Тям, — оскалился мелкими, но серьезными и острыми зубками пушистый комочек и, тихо зашипев, двинулся в сторону Ходы.

«Ну ладно, ладно… Пошутить уж нельзя!» — Хода поспешно откатилась в сторону.

— Ты помни, так, на всякий случай, с кем шутки шутишь и откуда он здесь взялся, — предостерегла своего Стража от дальнейших опрометчивых высказываний интесса и успокаивающе протянула руку к Тяму. — Ну все! Все, успокойся.

Тям остановился, потом вернулся на место, не переставая, впрочем, что-то бубнить себе под нос и стегать себя пушистым хвостом по абрикосовым бокам.

— Так что с рунами? — напомнила Осси.

«Их шесть. Написаны они тремя рядами, по две в каждом. Это, насколько я поняла, древнезурский язык, и в переводе они звучат так (я читаю слева направо и сверху вниз): холодный снег, живое сердце, роза, падение вниз, прошлый огонь, усталость. Причем усталость, направленная внутрь. Вот».

— Ты сама-то поняла, что говоришь?

«А что? — удивилась Хода, потом немного помолчала и подтвердила: — Да. Все именно так — холодный снег, живое сердце…»

— Стоп! Стоп, стоп, стоп! Остановись! Что это за бред? Что за холодный снег? Он что — бывает горячим? А если снег холодный, то почему огонь — просто огонь, да еще и прошлый? А не горячий огонь, или обжигающий огонь, или еще какой-нибудь? Ты о чем это вообще?

«Они так писали…» — попыталась возразить Хода, но ее никто не слушал.

— Потом, что значит падение вниз? А куда оно еще может быть! Вверх что ли? И главное…

«Почему же… — оправдывалась Хода. — Падение может быть вбок».

— В какой бок? — Осси уже почти кричала. — И главное… Ты меня перебила, главное — что это за усталость, направленная внутрь? Ты можешь мне это объяснить?

«Ну, могу попытаться», — вздохнула Хода.

— Сделай одолжение. — Осси устроилась поудобнее, всем своим видом выказывая ожидание.

«Усталость, значит…» — начала Хода.

— Я слушаю, слушаю, — подбодрила ее Осси.

«Так вот. Усталость, направленная внутрь, — это, по-видимому, накапливающаяся усталость. Растущая, так сказать. Вот у тебя сейчас, например, усталость, направленная вовне. То есть уходящая, отступающая, покидающая твое тело. Понятно? Просто в зурском языке было такое понятие, как векторное существительное, то есть они показывали, в какую сторону происходит развитие предмета, но зато они прекрасно обходились без глаголов».

— Обалдеть легче! — вздохнула Осси. — Ладно, с падением вниз я тоже как-то могу примириться. А что — живое сердце и холодный снег?

«С живым сердцем тоже более-менее все ясно!» — ответила Хода.

— Везет же тебе! Тебе ясно… — Покачала головой леди Кай.

«Сердце внутри живого человека — живое. Внутри мертвого, или уже вынутое, то есть которое так или иначе уже не бьется, — мертвое».

— Ну, допустим, — опять согласилась Осси. — А что с холодным снегом?

«Холодный снег, холодный снег… — пробурчала Хода. — Откуда я знаю! Просто холодный, и все! Может, его обозначили холодным, чтобы слово “огонь” к нему не относилось!»

— В смысле?

«В смысле, что у зуров не было глаголов. И слово “огонь” может означать — “гореть”. И чтобы у тебя не возникло соблазна поставить его рядом со словом “снег”, его, снег, и обозначили как холодный, то есть — не горящий! А вот сердце или, например, роза вполне в этом контексте гореть могут».