Книга Наемник - Вячеслав Кумин

– А еще говорят, что снаряд в одну и ту же воронку дважды не падает… – произнес Эрик, стирая с лица кровь, брызнувшую из упавшей рядом руки. – Итак, на чем я остановился?…

55

Доктор Макгаурен заведовал старейшей клиникой Альпамира «Желтая акация». Поскольку появилась она самой первой, то считалась самой лучшей на планете, а потому в клиентах недостатка не было. Постепенно она превратилась в закрытую лечебницу с психиатрическим уклоном для состоятельных людей. Этим иногда пользовались богатые родители, запирая сюда строптивых детей. Впрочем, здесь действительно лечили людей, если это было необходимо.

Доктор проводил полуденный обход с парой врачей, дабы показать, что он все еще сам занимается делами клиники.

– Как вела себя пациентка из сто второго бокса? – спросил доктор у дежурного врача по этажу.

– Все в порядке, доктор, тихо и мирно, никакого шума.

– Что ж, прогресс явно налицо. Еще один курс терапии, и можно ее выписывать… через пару недель.

Обход продолжался, когда его нагнала секретарша и немного взволнованным голосом заговорила:

– Доктор Макгаурен, доктор Макгаурен…

– Что случилось, Риточка?

– Звонил мистер Маччини, спрашивал о состоянии своей дочери, и голос…

– Что с его голосом?

– Он был явно раздражен.

– Хорошо. Где его дочь?

– Двести первая палата, доктор.

– Замечательно…

Макгаурен взял свой планшет и ввел цифру «201». На экране появилась история болезни данной пациентки. «Что ж, придется поторопиться, – подумал доктор. – А жаль».

Макгаурен строил себе новый загородный дом. Фактически это был дворец с пятью бассейнами и двадцатью комнатами. Строительство требовало больших денег, чего стоил только пол из карнакена, древесины с далекой планеты почти на окраине освоенного мира, а поступления на лечение дочки Маччини составляли значительные суммы, и без них стройка могла затянуться. К тому же в клинике был «мертвый сезон», пациентов явно не хватало. «Значит, не судьба, – снова подумал Макгаурен. – Но и затягивать с этим не стоит, себе дороже будет, тем более что с ней нет ничего серьезного, но на месяц я ее еще задержу».

– Хорошо, Рита, через два дня позвони мистеру Маччини и скажи, что у его дочери наблюдаются явные сдвиги в лучшую сторону и что при хорошем стечении обстоятельств через месяц она будет уже дома в полном здравии.

– Хорошо, доктор, и еще…

– Ну?

– К данной пациентке пришла посетительница, ее подруга. Пропустить?

– Пропусти, – разрешил доктор, решив, что не стоит нагнетать ситуацию. Ведь та все может рассказать самому Маччини.

– Хорошо.

И доктор Макгаурен продолжил свой обход. Пройдя до конца коридора, он добрался до дежурных санитаров, которые отслеживали больных и при необходимости вызывали докторов.

– Ну что, ребята, все нормально?

– Да, сэр, все в полном порядке.

– Что с телевизором?

– Нормально, сэр, показываем только спокойные программы, вроде «Зверье мое» или «Прогулки по вселенной» и тому подобное. В общем, все по инструкции, сэр.

– Молодцы.

– Спасибо, сэр, – хором ответили два санитара.

Доктор ушел, санитары сели на свои места и достали карты. Заняться было нечем, поскольку наблюдать за психами изо дня в день жутко надоедало, а смотреть программы, шедшие по ящику, не было никаких сил.

Они вдвоем специально программировали телевизор так, чтобы у пациентов был самостоятельный выбор каналов, что вызывало у них некое чувство свободы и независимости, но отсекали все, что могло как-то повредить больным. Для этого на каждом канале они вводили определенное время, в течение которого он мог показывать. Работники каждого этажа выбирали время просмотра самостоятельно в соответствии с тяжестью диагноза больных. Некоторым можно было показывать что-то остренькое, а кому-то вообще ничего.

– Как мне это уже надоело, – признался Вуди своему напарнику, набирая очередную последовательность работы телевизора. Сейчас он программировал «36-й канал». – Смотреть нечего. Почему бы просто не вставить им несколько кассет, и все дела? Пускай смотрят, и нам хлопот меньше.

– Не знаю, так заведено с самого основания больницы. Традиции – великая вещь, хотя так было бы гораздо проще, – сказал Николс. – Я за кофе пошел, тебе принести?

– Давай… черного и со сливками.

– Сейчас принесу. Оп-па, это уже интереснее, посмотри какая мордашка…

– Мне в двести первую, – сказала девушка, поднявшись по лестнице.

– А пропуск у вас есть?

– Вот он.

Вуди взял пропуск, заверенный самим доктором.

– Нам нужно осмотреть вашу сумочку на наличие опасных вещей.

– Пожалуйста.

Николс взял сумочку и вывалил ее содержимое на стол, его напарник удержал мелкие, раскатившиеся по всему столу вещи и сказал:

– Подумать только, чего вы с собой только не таскаете. Косметический набор и газовый баллончик оставьте здесь, хотя не советовал бы вообще брать сумочку. Вы можете оставить ее здесь, ничего с ней не случится.

– Я все-таки возьму.

– Как желаете, все в порядке, – Николс отдал пропуск. – Пойдемте, нам по пути. Когда нужно будет выйти, нажмете вот на эту кнопку, я приду и открою, а теперь заходите.

– Спасибо.

– Да не за что.

Николс пошел за кофе, заказав два стаканчика, он достал маленький пузырек. Недавно из аптечки он украл слабительное, выдаваемое «глотателям», чтобы у тех выходила вся дрянь, которую они умудрялись сожрать тайком от всех. Николс улыбнулся и высыпал все содержимое в стакан, тщательно перемешав. «Не надо было меня с той сумасшедшей запирать, – мстительно подумал Николс. – Я тогда чуть в штаны не наложил, и тебе придется наложить, и немало…»

Работа была скучной, и санитары иногда подшучивали друг над другом, чтобы как-то скрасить серые будни. Карты и другие игры уже не помогали. А когда ничего не происходило, как сейчас, тоска была смертной.

– Вот твой кофе, – сказал Николс, протягивая Вуди стаканчик. И отхлебнул из своего.

– Спасибо, – Вуди попробовал на вкус. – Какой-то он кисловатый, ты не находишь?

– Да нет, нормальный кофе. Не хуже и не лучше, чем обычно.

– Странно… наверное, сливки прокисли.

– Не привередничай, пей свой кофе, – и чтобы отвлечь внимание напарника, Николс спросил: – Что там с двести первой?

– Ничего, разговаривают. Точнее, она говорит, а наша молчит.

– Ясное дело, молчит, больная ведь на всю голову.