Книга Сокровище Великих Моголов - Наталья Александрова

Я стояла рядом с невзрачной серой «Хондой», которую дала мне Алтын.

Пташкин подошел с важным видом, забрался внутрь, сел на водительское сиденье и повернул ключ в зажигании.

Мотор уютно заурчал, как сытая кошка.

– Завелась! – удовлетворенно проговорил он, повернувшись ко мне. – Не знаю, что с ней было, но сейчас она в порядке. Вы вообще-то давно за рулем?

– Видно, дело мастера боится! – проговорила я льстивым голосом, села рядом с ним и широко улыбнулась. – А вы не можете немножко проехать, а то вдруг она сразу заглохнет, как только вы отойдете… может, она только при вас хорошо себя ведет.

– Да запросто! – Он выжал газ, машина тронулась, и в ту же секунду на заднем сиденье появился Сарычев, который до того прятался, согнувшись в три погибели за спинкой сиденья.

Сарычев ткнул в шею Пташкину тюбиком губной помады (моим, между прочим) и проговорил загробным голосом, видимо, подслушанным в каком-то фильме:

– Поезжай прямо, и без фокусов! Если дернешься – прострелю позвоночник!

Пташкин позеленел от страха. Наверняка он принял тюбик за ствол пистолета.

Он уставился в зеркало заднего вида, разглядел Сарычева и явно узнал его.

– Э-это вы…

– Я, я! Поезжай прямо, я сказал! А теперь направо!

Машина заехала в безлюдный переулок.

– Здесь притормози! Заглуши мотор! Руки положи на руль! И никаких резких движений!

Пташкин послушно выполнил его приказы и проговорил блеющим испуганным голосом:

– Не убивайте меня! Она меня сама завлекла! Я бы не посмел! Это была такая женщина…

– Чего? – перебил его Сарычев. – О ком это ты? Что вообще ты несешь?

– О вашей супруге, конечно… это была удивительная женщина… ей никто не смел возражать… не убивайте меня!

Я закашлялась.

Я не сказала Сарычеву, что этот баран был любовником его жены, чтобы не усложнять и без того непростую ситуацию.

Опять вспомнились мамины уроки – дескать, если суждено мужчине узнать, что ему жена изменяет, так пускай он узнает это не от тебя. Причем неважно, кем тебе приходится этот мужчина: любовником, другом или просто знакомым. Он тебя выслушает и, во-первых, не поверит. А когда поверит, то на тебя же и затаит обиду. Во всяком случае, никаких отношений у тебя с ним больше не будет.

Не помню, говорила я или нет, что мама пыталась впихнуть в меня какие-то полезные принципы. Раньше я думала, что безуспешно, а теперь вот выяснилось, что в голове что-то осталось.

В общем, я промолчала тогда, так этот голубоглазый придурок сам все выложил в первую же секунду! Нет, все же если человек дурак, то это надолго!

Сарычев потемнел лицом, скрипнул зубами и замотал головой.

Я даже испугалась, что сейчас он станет этого барана Володю бить. Не то чтобы мне стало его жалко, просто поднимется шум, и кто-то вызовет полицию.

Очевидно, Сарычев это понял, потому что он удивительно быстро справился с собой, покосился на меня и выдавил слова, как остатки пасты из тюбика:

– Значит, ты был с ней… и правда, удивительная женщина! Польститься на такое дерьмо!

– Не убивайте меня! – снова повторил Пташкин. – Пожалуйста, не убивайте!

– Да что ты заладил «не убивайте, не убивайте»? Думаешь, я тебя собирался убить? С какой стати?

– Из ревности! Ее же вы убили!

– С чего это ты взял?

– Как с чего? Вас же разыскивают!

– Ага, а теперь будут разыскивать тебя. Потому что ты был в тот день в нашей квартире. И это ты убил Елену!

– Тише… – невольно встряла я, – спокойнее, Арсений, не нужно шума.

Он только отмахнулся.

– Не был я там, не был… – Глаза Пташкина предательски забегали. – Что мне там было делать?

– Ты приехал, – отчеканил Сарычев прокурорским тоном, – чтобы отдать ей медальон, который тем утром передал тебе ювелир Вериковский. Он мне сам все рассказал. И полиции, конечно, тоже расскажет, ему скрывать нечего.

Пташкин все еще испуганно молчал, и Сарычев решил еще надавить на него:

– И машина твоя попала на камеры наблюдения. Менты сейчас пытаются ее опознать, так что, если я скажу им, что это твоя машина, они сравнят ее, и дело в шляпе! Тебя тут же арестуют за ее убийство! Тем более ты признался, что был ее любовником, а любовник всегда – первый подозреваемый!

Я-то, конечно, знала, что Сарычев блефует, что никаких камер возле их дома нет, но Пташкин ему поверил.

– Нет! – вскрикнул он, отшатнувшись, как от удара. – Я ее не убивал! Когда я пришел, она была уже мертва…

Тут же он прикусил язык, сообразив, что выдал себя, и забормотал тем же блеющим голоском:

– Ну да, я пришел, чтобы отдать ей медальон, который получил у ювелира…

Пташкин подошел к двери квартиры, позвонил.

Ему никто не ответил, и он хотел было уйти, но тут заметил, что дверь закрыта неплотно. Тут он подумал, что его начальница и по совместительству любовница каким-то образом узнала, что это он пришел, и решила с ним поиграть.

Елена Сергеевна Марецкая любила ролевые игры. В свободное от работы время, конечно.

Пташкин игриво усмехнулся, тихонько открыл дверь, тихонько вошел в квартиру, прикрыл дверь за собой и игривым опять же голосом окликнул свою высокопоставленную возлюбленную:

– Елена Сергеевна! Ленусик! Твой кудрявый барашек пришел! Пришел с тобой поиграть!

Возлюбленная не отвечала.

Возможно, по сценарию ролевой игры она не могла говорить – например, она лежала связанная, с кляпом во рту, и ждала, пока он ее освободит от жестокого похитителя… или она жертва кораблекрушения, выброшенная на берег без сознания, и теперь он должен сделать ей искусственное дыхание…

Пташкин прислушался, чтобы понять, где находится Елена.

Из кухни доносились какие-то подозрительные звуки – и именно туда он направился.

Эту кухню Пташкин хорошо знал. Большая, светлая, хорошо обставленная.

Здесь они с Еленой Сергеевной не раз устраивали такое… такое…

При этих воспоминаниях Пташкин даже покраснел. Он шагнул вперед и тут увидел, что на полу разлито что-то красное.

Ага, значит, ее не только связали, но и изранили… наверняка она облилась вареньем и захочет, чтобы Пташкин это варенье…

Додумать эту мысль Пташкин не успел, потому что увидел босую красивую ногу со свежим педикюром, а потом и саму Елену. Она лежала на полу в хорошо знакомом Пташкину коротеньком халатике. Этот халатик он много раз, в зависимости от ее настроения, грубо срывал с нее или медленно, неторопливо снимал.