Книга Хадамаха, Брат Медведя - Илона Волынская

«Что-то потянуло сюда столичных знаменитостей, – подумал Хадамаха. – С чего бы это?»

– Здравствуй, Хадамаха, здравствуй, мальчик мой! – разулыбался Ковец-Гри-шаман, похлопывая высоченного Хадамаху по локтю (в отличие от Пыу, у него этот жест был исполнен такого глубокого достоинства, что Хадамаха сразу начинал чувствовать себя ниже ростом). – Наслышан про ваши неприятности с площадкой, сочувствую! Но говорят, кузнецы взялись починить. Поиграете еще!

– Да навряд ли теперь-то, – Хадамаха удивленно поглядел на Ковец-Гри-шамана. Неужто не знает? – Снова чэк-най поднялся, дворец верховных разрушен, половина прихрамового квартала в руинах – не до нас будет.

– Что ты говоришь? – довольно равнодушно переспросил тот. – А мы тут и не знаем ничего. У самого такие чэк-наи кипят, – тоскливо пробормотал он, обводя взглядом деревянный городок.

Хадамаха тоже оглядел столпотворение и с искренним сочувствием поинтересовался:

– Так и ничего, мастер?

– Ничего! – с мужественной печалью сдвинув брови, выдохнул Ковец-Гри. – Я был уверен, что стоит мне покинуть закостеневшую, как скелет кита, неспособную к переменам столицу – и я тут же найду соратников, готовых камлать рядом со мной! И что ты думаешь – здесь, в провинции, даже хуже! В городе полно шаманов и певцов-олонхо, но каждый дует в свою дуду и звенит в свой бубен! Вершиной новаторского камлания они считают эту вульгарную песнь Хромого Шамана! Ну, слышал, наверное – «Сивирскую любовь»! – и мастер издевательски пропел:

– Я рисовал тебя палкой на снегу.

Я буду спать с тобой так, как спит тюлень!

Надо же – тюлень! – он раздраженно фыркнул.

Хадамаха невольно покивал в ответ. Когда человеческие женщины выходят замуж за Мапа – это привычно и понятно. Ну ладно еще за Амба – хотя такие женщины явно показывают отсутствие ума и хорошего вкуса. Но тюлени – уже извращение! Мокрые и скользкие типы – а туда же!

– И никто, никто не понимает, что время театра одного шамана безнадежно уходит! – продолжал разоряться Ковец-Гри-шаман. – Будущее за новым, настоящим народным театром, в котором народу много! Четыре, пять, может, даже десять шаманов! И шаманок, прошу заметить, обязательно шаманок! Театра, где каждый играет свою роль, вкладывая в нее все имеющиеся шесть душ без исключения!

– Хвост Огненноглазой! – потрясенно выдохнула Аякчан. – Но это же просто… невероятно! Это… Прорыв! А как… как будет называться ваше новое камлание? – жадно спросила она.

– Если оно будет! – безнадежно махнул рукой Ковец-Гри. – Я представляю себе историю о маленьком человеке на ма-аленькой лодочке, о беспредельном Океане с огромными-преогромными айсбергами и… великой любви!

– «Титаник»! – немедленно выпалила Аякчан и покраснела. – Ну… Если все там такое огромное… кроме лодочки…

– Великолепно! – шепотом выдохнул мастер. – Проклятье! Уже и название есть! Но что это за театр многих шаманов, когда камлать в нем готов только один? – ударяя себя в грудь, вскричал он.

– Так я за этим к вам и пришел! Знакомьтесь, мастер, – он выпихнул Аякчан вперед и прежде, чем девчонка успела вякнуть, представил. – Сказительница-олонхо, начинающая, звать Аякчан. А это Донгар, шаман, тоже начинающий, конечно…

– Донгар? – мастер шаманского слова с интересом поглядел на тощего хант-мана. – Смело, смело! Какой необычный, прямо-таки пугающий псевдоним!

– Чего? – охнул вконец ошалевший Донгар.

– Ну, выдуманное имя, под которым вы собираетесь выступать перед публикой, – пояснил Ковец-Гри. – Я вижу, вы совсем начинающий, – вскользь обронил он. – Но мне это нравится! Новые идеи всегда лучше воспринимаются молодыми! Мы назовем это… – он задумался и торжествующе выдал: – «Театр-студия экспериментального камлания Ковец-Гри»! Они еще пожале-еют! – он многозначительно помахал кулаком то ли в сторону театрального городка, то ли еще дальше – прячущейся за лесами и горами столицы. – Они еще сами приползут ко мне! Хадамаха, благодарю! Ты спасаешь мою идею! – И тут же деловито поинтересовался: – А южанин что делает?

Хадамаха оглянулся на Хакмара. Скуластый мальчишка резко бросил ладонь на рукоять меча и угрожающе многозначительно уставился Хадамахе в глаза.

– Только попробуй… – беззвучно шевельнулись его губы.

– А южанин… Ну-у, как все южане, умеет делать всякие штучки… Эффектные… Взрывы, взлеты, падения… Бои на мечах… Специально для вашего нового камлания…

– Штучки… Специальные… Эффектные… Специально для «Студии экспериментального камлания», – забормотал Ковец-Гри. – Спецэффекты! – вскричал он. – Да-да! Я вижу, я просто вижу это! А вы… как вас зовут?

– Хакмар…

– Впрочем, неважно… Вы можете сделать так, чтобы айсберг – бу-у! И выдвинулся из тумана такой белой громадой? А лодка – крак! – и раскололась пополам – с треском на весь зал?

– Можно попробовать, – кивнул Хакмар.

– Немедленно, сейчас же! Выбирайте себе чум, оставляйте вещи – и работать, работать! Это будет даже сильнее, чем я мог мечтать! Нет, я знал, я верил, что, если я приеду в Сюр-гуд, у меня все получится!

– Простите, мастер, – откашлялся Хадамаха. – А почему вы решили ехать в Сюр-гуд?

Ковец-Гри уставился на него, как внезапно разбуженный.

– Что? Не помню! Решил, и все! – зло буркнул он. Судя по написанному на его лице раздражению, Ковец-Гри с трудом удерживался от того, чтоб не послать Хадамаху… за горы Сумэру. Чтоб не мешал мастеру творить. Потом, видно, вспомнил, что именно Хадамахе обязан возрожденной надеждой на создание театра многих шаманов, и добросовестно задумался. – Наверное… из-за Содани! – торжествующе вскинулся он.

– Содани? – озадаченно переспросил Хадамаха. – Вы что, за ним в изгнание отправились?

Не похожи они как-то на верных друзей, готовых последовать друг за другом на край Средней земли!

– Ох, прошу тебя! – рассеянно поморщился Ковец-Гри, вытаскивая из рукава парки свиток бересты и начиная наскоро что-то царапать. – Не было никакого изгнания!

Хадамаха насторожился. Беспорядочный театральный городок вокруг него словно исчез. Он стоял на охотничьей тропе. Перед ним был едва-едва видный, заметный только очень внимательному глазу след. А издалека доносился даже не запах, так, намек на запах затаившейся добычи. И надо быть очень осторожным, чтобы не спугнуть.

– А в городе говорят, что изгнали! – упрямо повторил он. – Он какую-то столичную шишку убил… или шишкой убил… что-то такое…

– И ничего не убил, а просто набил, набил шишку! Нет, ну конечно – в славном городе Сюр-гуд лучше знают, что делается в столице! – едко процедил Ковец-Гри, отрываясь от своих записей. – Говорю тебе, никакого убийства не было! Ну поссорился Содани с каким-то жреческим родственником, и все! А потом к нему храмовый стражник явился, вот и решили, что у него неприятности.

– А зачем на самом деле стражник приходил? – подчеркнуто недоверчиво спросил Хадамаха.