Книга Трагедии Финского залива - Андрей Платонов

2. Глубинные бомбы и другие ВВ надлежит закладывать рядом с узлами сопряжения второго дна (днища) с главными водонепроницаемыми переборками, в междонных отделениях под котлами, турбинами, дизелями с целью подорвать одновременно корпус и механизмы и вызвать затопление не менее двух смежных отсеков.

3. При уничтожении крупных кораблей, разрушать взрывом не менее трех главных поперечных водонепроницаемых переборок, расположенных не смежено и отделяющих наиболее крупные отсеки.

4. Средства подрыва подводных лодок располагать в дизельном отсеке и в одном из аккумуляторных отсеков.

5. На транспортах средства подрыва располагать у переборок котельного и машинного отделений, граничащих с одним из грузовых трюмов.

6. На буксирах средства подрыва располагать у переборки котельного или машинного отделения со смежными отсеками.

7. Кроме уничтожения взрывчатыми веществами дополнительно открывать машинные кингстоны, со вскрытием крышек холодильников и других кингстонов.

8. При уничтожении кораблей выводить из строя оставшееся вооружение.

9. Плавучие доки обладают большой живучестью, поэтому надлежит подрывать не менее 25 % отделений одного борта, закладывая подрывные средства по днищу у продольной переборки, отделяющие днищевые отделения от бортовых с открыванием всех приемных кингстонов и магистральных клапанов. Обязательно должны быть подорваны машинные отделения с механизмами.

Указания подписали Зозуля и зам. начальника технического отдела КБФ, инженер-капитан 3-го ранга Гончаров.

Несмотря на то, что План мероприятий по уничтожению кораблей и судов вроде бы имелся в единственном экземпляре, сам факт его существования скрыть стало невозможно. По крайней мере, о нем знали в штабе КБФ, командиры объединений и соединений флота. Поскольку План невозможно было реализовать без довольно большого объема подготовительных мероприятий, то очень много людей, не ведая о существовании этого документа, отлично представляли себе что корабли и суда готовятся к уничтожению. Причем это в большей степени касалось личного состава береговых служб и гражданских специалистов, так как на боеготовых кораблях никаких специальных подготовительных мероприятий не проводилось. Но именно этот нюанс и делал возможную трагедию почти обыденной. В середине сентября весь Ленинград готовился превратиться в руины: к взрывам готовились не только промышленные предприятия, но и все объекты жизнеобеспечения города, мосты, железнодорожное хозяйство и так далее. На этом фоне минирование судостроительных заводов, недостроенных и ремонтирующихся кораблей да и стоящих судов не выглядело чем-то очень не ординарным. По воспоминаниям очевидцев, на причалах Ленинградского порта в районах стоянок судов складировали глубинные бомбы, и все знали для чего.

Не стоит думать, что все происходящее оставляло людей равнодушными. Ведь речь шла не просто об уничтожении кораблей и судов, а о вполне реальном собственном плене или гибели. Деваться из Ленинграда было некуда. Недаром в плане вспомнили даже о Ханко — хоть какой-то шанс, если не предотвратить, то хоть оттянуть неизбежный конец.

Были и другие более радикальные предложения. Например, прибыв 15 сентября на корабль после совещания-инструктажа в Военном совете флота, военком крейсера «Киров» полковой комиссар В.П. Столяров собрал командиров боевых частей. На повестке дня стоял один вопрос: о целесообразности прорыва «Кирова» к острову Эзель, а в дальнейшем, возможно, и в Атлантику для перехода на Север. Офицеры знали (!), что в случае оставления Ленинграда крейсер планируется уничтожить — однако все же высказались против безумного похода. Но сама идея вырваться из окружения через проливы между Данией и Швецией витала в головах и других начальников.

Ни для кого не секрет, что тысячи моряков бросили на сухопутный фронт в качестве пехоты. Конечно, военные моряки — это не гражданские ополченцы, но их полевая выучка была где-то равноценна: и те и другие общевойсковому бою обучены не были. Не обошла мобилизация на сухопутный фронт и подводников. Из них формировали батальоны и роты морской пехоты и под руководством своих же командиров-подводников буквально через день бросали в бой. При этом их потери сопоставимы с потерями дивизий народного ополчения. С плавучих и береговых баз подводных лодок изъяли до 70 % личного состава. Сняли значительную часть экипажей со строящихся подводных лодок. Все это сильно отразилось на готовности подводных лодок, а главное подводников к боевым действиям.

В связи с создавшейся обстановкой командир бригады подводных лодок капитан 1-го ранга Н.П. Египко и военком бригады Г.М. Обушенков предложили Военному совету флота идею прорыва наших подводных лодок из Балтийского моря на Северный морской театр. Военный совет, находясь под впечатлением создавшейся тяжелой обстановки и зная, что в случае сдачи города все равно и подлодки и их экипажи погибнут, 7 сентября обратился к наркому ВМФ с предложением: начать подготовку всех больших и средних подводных лодок для форсирования пролива Зунд и перехода их в состав Северного флота. Свои предложения Военный совет КБФ просил доложить Верховному главнокомандованию и в случае положительного решения сообщить все разведданные по обороне и заграждению проливов.

Приведенный факт наглядно иллюстрирует морально-психологическое состояние командования бригады подводных лодок и флота. Дело в том, что не надо быть опытным подводником или офицером-оператором штаба, чтобы не понять нереальность, фантастичность подобного плана. Это на школьной карте проливы, соединяющие Балтику с Атлантикой, представляют из себя обширные водные просторы. На самом деле они сродни нашей Маркизовой луже между Кронштадтом и Ленинградом: воды кругом много, а суда могут идти только по узким фарватерам. Никакая подводная лодка не сможет пройти эти проливы в подводном положении, а идти порядка 6 часов в надводном положении через узкость, берега которой полностью контролируются противником, через его дозоры и мимо его баз, можно только в плен. Это настолько очевидно, что почти наверняка «вырабатывая» свои предложения комбриг и комиссар не то что не сделали каких-либо предварительных расчетов, они смутно себе представляли условия плавания в проливе Зунд в тех конкретных военных условиях.

Получив предложения ВС КБФ, народный комиссар ВМФ на нем написал: «Пройдут ли?» — то есть он явно сомневался в реалистичности плана, но, посчитав, что балтийцы знают, о чем просят, 11 сентября доложил его Ставке… и получил «добро», нарком ВМФ, сообщая на КБФ о посылке материалов по проливам, предупреждал Военный совет флота о том, что проход труден. Рекомендовал посылать только командиров подводных лодок, добровольно идущих на этот прорыв.

По некоторым косвенным признаком можно судить, что, получив разрешение Сталина на прорыв в Атлантику, командование флота и бригады здорово пожалело о своей инициативе. Может, комбриг, выходя со своим предложением, в душе надеялся, что где-то наверху оно «затеряется» или его «тормознут». Но его одобрили.

Официально в первый эшелон включили подводные лодки С-7, С-8 и Л-3. Первые же проработки плана прорыва показали очевидное. Лодкам при проходе Зундом пришлось бы следовать в течение нескольких часов, на виду у противника по узкому фарватеру с глубинами 8–8,5 м в надводном положении. Ни миновать линии дозора, ни уклониться от сил ПЛО из-за малых глубин они не могли. Инициативу пришлось признать ошибочной, о чем доложили Военному совету флота. Тем ничего не оставалось делать, как докладывать выше. В Главном штабе это известие встретили… с облегчением и уже 3 октября нарком ВМФ дал «отбой»[51]. Провал операции, причем громкий, на виду у якобы нейтральной, а фактически антисоветской шведской прессы был гарантирован. Но Ленинград далеко и в блокаде — а Главный штаб рядом, и первым делом спросили бы с него.