Книга Каникулы с чертёнком - Ольга Коротаева

– Ты плохо выглядишь, – на очередной консультации заметил Геннадий Степанович. – Заболела? – И лекторским тоном заявил: – Если это от недосыпа и нервов, то какой из тебя психолог? Посмотри на себя! А ну марш спать, Корнеева! У тебя завтра защита, а ты привидение напоминаешь. Комиссия тебя в профиль не заметит. И чтобы поела как следует.

– Но Геннадий Степанович, – жалобно простонала я, ужасаясь даже мысли о том, что придется вернуться в пустующую комнату Люськи, которая пользовалась возможностью отсрочить защиту и помучить Толика и не вылезала из больницы, – мы еще не все обсудили. Вот допустим, я могу ошибаться в своем представлении индивида в концепции бихевиоризма…

– Так, стоп, Корнеева, – не выдержал ректор. – Если увижу тебя до назначенного часа, прокляну!

– Поздно, – несчастно улыбнулась я. – До вас постарались.

Геннадий Степанович покачал головой.

– Если ты о пожаре, – хмыкнул ректор, – то пожарные уже нашли причину. Твой сосед настолько лишился мозгов, что напихал ваты в неработающую розетку со своей стороны, а сверху замазал асбестом! Когда там коротнуло, пожар переметнулся в твою комнату. Это просто случайность. Кстати, ремонт подходит к концу, но тебе комната уже наверняка не понадобится. Я уверен, что ты защитишься на «отлично», и твоя практика в Крыму дело практически решенное.

Меня бы обрадовали его слова. Ректор не разбрасывается такими выражениями, в устах Геннадия Степановича «практически решенное» означало, что ты одной ногой уже там! Да, меня бы очень обрадовало это, если бы не одно «но».

– Что с лицом? – нахмурился ректор. – У тебя кто-то умер?

Да. Умер. Интерес умер. Я, как и прежде, хочу помогать детям, но уехать от Льва дальше, чем на несколько километров, означает окончательную гибель для меня. Я держусь только потому, что дышу одним с ним городом, каждый день пялюсь на сайт его компании, на его фотографию. Зацелованный монитор и залитая слезами и чаем клавиатура не дадут мне солгать. Но сейчас я не могу признаться в этом.

Я и сама проклинаю ректора за то, что устроил меня к Лаврентьевым, но если бы Геннадий Степанович этого не сделал, я бы потеряла больше, чем жизнь. Черт, замкнутый круг какой-то. И самое противно, мне до смерти не хочется из него выбирать и что-то изменять. Неужели это и есть моя «зона комфорта»? Только вот не комфортно мне в ней, ох как не комфортно!

– Иди, Корнеева, – вытолкал меня ректор из кабинета. Сунул в руки папку с дипломом. – Все у тебя хорошо, даже слишком хорошо для обычной студентки. Я бы порекомендовал тебя в аспирантуру, но зная твой психотип, хочу поберечь психическое самочувствие наших преподавателей. Слишком уж ты энергичная, в поля тебя, в леса, к морю…

– На волю, в пампасы, – проворчала я и, сграбастав диплом, глянула на Геннадия Степановича исподлобья. – Если я не защищусь завтра, это будет ваша вина.

– Если ты выживешь до завтра, это будет моя заслуга, – по-доброму рассмеялся ректор. – Корнеева, ты слишком ответственно подходишь к делу, а как известно, любые перегибы – это плохо. Расслабься сегодня, отвлекись, сходи в кино, погуляй с друзьями. Все, свободна!

И захлопнул за мной, сопротивляющейся, дверь. Я разочарованно простонала, услышав, как заскрипел замок. Огляделась: и что делать? Диплом уже выучен наизусть. Да я за эту неделю даже практику для Люськи сделала! Сунула диплом в рюкзак и, вздохнув, поплелась по коридору. Группа студентов у окна разразилась хохотом, я вздрогнула и посмотрела на них так, что они снова рассмеялись.

– Эй, горемычная выпускница, – притянул меня к окну незнакомый парень, – тебе явно нужно отвлечься от диплома. Ну-ка посмотри, что творит эта крошка. Девочка стала миллионником за неделю. Настоящий талант!

Мне сунули в руки планшет, и я приморозилась к месту, узнав на аватарке Марго. Ее инстаграм действительно имел бешеный успех, под каждым постом сотни лайков и комментариев, но я смотрела лишь на сами фотографии. Что это?

– День лысого ежика! – ухохатывался притянувший меня парень и показывал фото почти лысой и очень злой Светланы. – Она ей в маску для волос выдавила крем для депиляции.

– Веселее получилось с пенной ванной, в которой плавали пиявки, – усмехнулась рыжая девушка. – Жаль, что фото заблокировали. Там война в комментах разыгралась.

– Мне больше понравился день погибшего щенка, – задумчиво добавила другая. Поправив съезжающие по переносице очки, она серьезно добавила: – Когда все шикарные меха были испорчены краской из баллончика. И слово «убийца» явно читалось, как бы ни сопротивлялись противники движения зеленых. Девочка будущий мизантроп!

– Вот это и пугает, – похолодела я.

Я и представить не могла, что наша веселая игра приобретет такой размах и жесткость. Это явно война, но воевать с собственной матерью неправильно. Впрочем, это не мое дело. Я уже не няня в этом доме. Если Лаврентьев допускает, чтобы Марго так издевалась над женщиной, значит…

Сердце екнуло. Я помотала головой и, раздвинув студентов, побежала на воздух. Не смей, Люба! Не надейся, не верь. Это больно, это тебя добьет. Лев и раньше попускал дочери все «забавы», хоть они и не были такими жестокими, но добрыми их тоже трудно было назвать. Но вот сочувствия к Светлане, как я ни старалась, выдавить не удалось ни капли. Я лишь пыталась сопротивляться едкому чувству удовлетворения. Что, мамаша, красивая внешность – это еще не все, что нужно для создания счастливой семьи? И тут же себя корила: Света мать Марго! Может, помочь им поладить? Мучаясь и внутренне мечась между решениями, я вышла-таки из университета и наткнулась взглядом на черный «порш». Недовольно цыкнула: вот настойчивый!

Павел встречал меня каждый день, ждал у института, чтобы получить очередной отказ подвезти меня. И, бросив автомобиль, он провожал меня на автобусе до самой общаги. Уже неделю этот ритуал продолжался и порядком меня вымотал. Я уже всучила заму Лаврентьева резюме Толика, уже угостила его кофе – раза три! – в благодарность за помощь и поддержку, но мужчина явно желал большего. А мне не хотелось даже разговаривать с ним.

Конечно, Павел нашел рычаг давления на меня, и я осознавала, что новости из компании Лаврентьева, которыми он потчевал меня, лишь повод оставаться со мной подольше, но ничего не могла с собой поделать. Я позволяла заму Льва провожать меня, чтобы послушать из его уст реальное положение вещей. Павел не юлил, не секретничал. Зная, что я никому ничего не расскажу, он честно делился со мной подозрениями и результатами проверок и расследований, которые они с Лаврентьевым затеяли, чтобы найти затаившегося врага. Кто-то медленно, но верно разрушал достижения Лаврентьева, его репутацию и доверие клиентов и акционеров, и меня это очень беспокоило.

Но вот про личную жизнь Льва Павел ни словом не обмолвился, хотя я, не выдержав, пыталась вызнать у него хоть что-то. Ведь мужчина утверждал, что Света ему как сестра. Но все, что Павел рассказывал, относилось лишь к тому времени, пока за Светой не захлопнулась дверь дома Лаврентьевых. С этого момента, о чем бы я ни спрашивала, Паша упорно отмалчивался. Возможно, женщина больше не звонит ему и не жалуется часами, как раньше, но я и этого не могла выяснить. Зато каждый раз после таких вопросов Павел звал меня на свидание, а я сбегала и скрывалась в общаге. До следующего дня.