Книга Поэтика детектива - Петр Моисеев

В-третьих, в «Рейхенбахском падении» мы видим, наверное, самый очевидный и самый смелый пример состязания с мэтром. Речь идет, разумеется, о сцене гибели Шерлока. У Конан Дойля мы не становимся свидетелями падения Холмса в водопад. Никакого особенного умысла со стороны писателя в этом, видимо, не было: желание Мориарти удалить Ватсона с места будущего сражения вполне естественно, поскольку по первоначальной версии из всей шайки к этому моменту на свободе остается только сам профессор (впоследствии Конан Дойль, как известно, предложит новую версию событий). А отсутствующий Ватсон, разумеется, не мог описать смерть Холмса как очевидец. Через несколько лет такой поворот сюжета окажется для Конан Дойля очень удобным и позволит ему вернуть Холмса к жизни без особых ухищрений. Гэтисс и Моффат не ищут легких путей – они ищут славы. В финале «Рейхенбахского падения» Шерлок погибает на наших глазах; и не просто исчезает где-то в глубине ущелья (мало ли за какой кустик он мог там уцепиться), а весьма убедительно разбивается об асфальт. Это, безусловно, самый впечатляющий вызов и классику, и зрителям. Но это вызов, отвечать на который должны были, конечно же, сами авторы сериала. Как они это сделали, другой вопрос (об этом чуть ниже).

«В-четвертых» прямо вытекает из «в-третьих»: перед нами, кажется, первый случай в истории сериалов (как кино-, так и литературных), когда загадка предлагается не в начале серии, а в конце, и зритель остается в недоумении на два года. Безусловно, в истории литературы имели место публикации детективов по частям – однако же это была не более чем разбивка цельной истории на выпуски, причем следующий выпуск читатели получали через считанные недели. Здесь же нас озадачивает именно финал (хотя и промежуточный). Нечто подобное, впрочем, имеется в финале «Черного города» Акунина (вышедшего, кстати, позже, чем «Рейхенбахское падение»); но там полностью отсутствует стремление сделать из гибели Фандорина загадку. Каким-то образом Фандорин выкрутится, а уж каким – не так и важно.

Обратим еще внимание на то, что мегаломания Гэтисса и Моффата здесь не грешит против требований вкуса. Проявляется она следующим образом: Конан Дойль в «Последнем деле Холмса» стремится вызвать у читателя ощущение, что Мориарти – страшный противник. Как писатель этого добивается? У Мориарти есть шайка, она большая и хорошо организована. Сам Мориарти невероятно умен. Против него долгое время нет улик. Однако закон и порядок в этом рассказе там, где им и положено быть: на стороне Холмса. В «Рейхенбахском падении» против Холмса ополчается весь мир, его репутация уничтожена, и даже могущественный брат не может его защитить. Очевидно, что сценаристами здесь двигало примерно то же стремление, что и в «Собаках…»: взять количеством, показать, что они могут придумать больше, чем Конан Дойль, зайти дальше и т. п. Но в этой серии выдумку действительно приходится признать удачной: удастся ли выиграть герою, когда он не может положиться только на свой интеллект и на немногих настоящих друзей?

Перейдем теперь к следующим сериям «Шерлока» и посмотрим, как дальше развивалось состязание с Конан Дойлем.

Начнем, конечно же, с загадки гибели Холмса. Разгадка, предложенная в серии «Пустой гроб»[149], безусловно, разочаровывает. Здесь сработал характерный для детектива парадокс: легче придумать интересную загадку, чем разгадку, которая была бы достойна этой загадки. И это при том, что на протяжении двух лет сценаристы интриговали зрителей, уверяя, что ни одна из многочисленных версий спасения героя, ими (зрителями) предложенных, даже и близко не подходит к истине. Но авторская версия напоминает шутливое письмо Израэля Зангвилла редактору газеты «The Star», приведенное писателем в предисловии к своему роману «Тайна Биг-Боу»:

Когда я начал ее [ «Тайну Биг-Боу». – П. М.], я, конечно, не имел представления о том, кто совершил убийство, но твердо решил, что никто не должен суметь вычислить его. Следовательно, когда очередной корреспондент присылал мне имя подозреваемого, я решал, что он или она не должны быть виновны. Постепенно мной были помечены как невиновные все персонажи, кроме одного, и мне не оставалось ничего другого, кроме как сделать этого героя убийцей. Мне было грустно это делать, так как мне, скорее, нравился этот персонаж, но что можно сделать, когда твои читатели столь изобретательны?[150]

При просмотре «Пустого гроба» создается впечатление, что именно так – методом исключения – и придумывалась итоговая разгадка. В частности, большой популярностью до выхода этой серии пользовалось предположение, что Холмс мог спастись, спрыгнув в грузовик с тряпьем (или с чем-то подобным), стоявший под крышей больницы. Итоговый вариант отличается разве что большей фарсовостью.

В то же время Гэтисс и Моффат снова создали загадку там, где ее не было у Конан Дойля; и хотя разгадка и разочаровывает, но сам факт, что современным сценаристам пришло в голову интриговать зрителя загадкой (а не просто щекотать им нервы, к примеру), вызывает уважение. В общем и целом, этот раунд тоже можно считать прошедшим вничью. В данном случае это тоже не так плохо, поскольку а) авторы загадали действительно сложную загадку и б) априори отбрасывали все зрительские варианты – а за два года таковых набралось великое множество.

В то же время в сериях третьего сезона содержатся и новые загадки, причем во всех трех (хотя до этого из каждых трех серий «Шерлока» одна-две оказывались недетективными). С другой стороны, сюжету как таковому в этих трех сериях, особенно в «Пустом гробе» и «Знаке трех», уделяется меньше внимания: коль зритель полюбил героев, пусть он и получает героев (да и с сюжетом меньше возиться придется) – примерно так могли рассуждать сценаристы.

Если же говорить о качестве детектива в этих сериях фильма, то две проблемы из трех не вызывают особенного восхищения.

Конан Дойль в «Пустом доме» предложил весьма недурную загадку запертой комнаты. Гэтисс и Моффат в «Пустом гробе» тоже предлагают загадку: исчезает поезд метро, ехавший от одной станции к другой. Но разгадку иначе как примитивной не назовешь.

Единственная удачная выдумка осенила авторов в процессе работы над «Знаком трех». Кстати, уже не в первый раз сценаристы побеждают на том участке холмсианы, где у самого Конан Дойля (в его «Знаке четырех») детектив отсутствует. В «Знаке трех» в душевой кабинке, к которой никто не подходил, убит молодой гвардеец. Хотя финал и вызывает некоторые вопросы, в целом детектив получился.

Чего не скажешь о фильме «Его прощальный обет», снятом по мотивам рассказа «Конец Чарльза Огастеса Милвертона». Здесь сценаристы вроде бы пошли по проторенной ими самими дорожке: взяли недетективную историю Конан Дойля и сделали из нее детектив. В «Милвертоне» нет ни загадки, ни невыполнимой задачи; оказавшись перед необходимостью достать письма леди Евы, Холмс принимает героическое для законопослушного англичанина, но, в сущности, очень простое решение. В «Его прощальном обете» конандойлевская развязка, как это уже бывало в «Шерлоке», приходится примерно на середину фильма: дескать, Конан Дойль – это только цветочки. «Ягодки», по Гэтиссу и Моффату, заключаются в том, что Магнуссен почти неуязвим: он шантажирует настолько высокопоставленных особ, что его защищает даже Майкрофт. Однако решение, которое принимает в финале Шерлок, оказывается, в сущности, не более сложным, чем конандойлевское. Единственная причина, по которой мы не ждем такого финала на протяжении фильма, заключается в том, что мы воображаем себе архив Магнуссена именно как архив. Однако стоит нам узнать правду об этом архиве, как решение проблемы становится абсолютно предсказуемым; а если бы мы знали эту правду с самого начала, то и финал могли бы предсказать сразу же.