Книга Голоса - Урсула Ле Гуин

Однако следом за ними в ворота влилась и целая толпа горожан, успевших присоединиться к Перу и Орреку. Стражники, естественно, пытались им воспрепятствовать, но людей было уже не остановить; они проталкивались в открытые ворота, лезли через стену и сами нападали на солдат. Иддор и его «красные шапки», с трудом выбравшись из гущи схватки, соскочили с коней и бросились прямиком к задней двери Дома Совета. Оррек и Пер, впрочем, от них не отставали, с трудом пробиваясь сквозь разъяренную толпу, «как сквозь хвост кометы», по словам Оррека.

Они и сами не успели заметить, как оказались уже внутри Дома Совета, по-прежнему следуя по пятам за Иддором и жрецами, которые так стремились куда-то поскорее попасть, что даже внимания на своих преследователей не обратили. Миновав просторный вестибюль, они бросились вниз по лестнице в какой-то коридор, находившийся в подвальном этаже и весьма слабо освещенный. Свет падал лишь из маленьких окошек, расположенных под потолком, почти на уровне земли. Коридор этот привел их в просторное караульное помещение с низким потолком. Там жрецы и Иддор вдруг остановились и принялись громко вразнобой командовать, так что невозможно было понять, кому именно они отдают приказы — то ли стражникам, то ли тем, кто на площади пытается сдержать мятежников, то ли самим мятежникам. Оррек сказал, что некоторое время в караулке стоял сплошной ор; альды, точно обезумев, орали на альдов, и никто ничего не мог понять. Они с Пером, стараясь не попадаться орущим альдам на глаза, осторожно выбрались в коридор, остановились у самых дверей и стали слушать.

Жрецы в красных шапках и группа офицеров-альдов яростно спорили; офицеры требовали предъявить им ганда Иораттха, а жрецы утверждали: «Ганд мертв! Вы не имеете права нарушать покой умершего!» Жрецы толпились у выхода, закрывая его собой. Иддора среди них почти не было видно. Он давно уже сбросил с себя и роскошную шляпу, и золотой плащ. Потом какой-то жрец стал наступать на офицеров; в своей высокой красной шапке и красных одеждах он выглядел весьма внушительно, особенно когда, воздев руки, крикнул, что, если они не разойдутся, он проклянет их именем Аттха. И воины испуганно от него отпрянули.

И в тот же миг, заслонив собой жреца, вперед выбежал Оррек и крикнул: «Иораттх жив! Жив! Он находится здесь! Пусть жрецы откроют двери его темницы!» Во всяком случае, так рассказывал об этом Пер Актамо. Сам же Оррек помнил только, что пытался сообщить воинам, что Иораттх жив. Офицеры тоже стали кричать: «Немедленно откройте двери темницы!», и Оррек, по его словам, «попятился, спеша снова выбраться в коридор», потому что в воздухе замелькали мечи и кинжалы. Солдаты пошли на жрецов и отогнали их от дверей в дальний коридор. А потом какой-то офицер направился прямо к темнице и, открутив болты, настежь распахнул ее двери.

В камере было совершенно темно, там не горел ни один светильник. Лишь у входа висел фонарь, и вдруг в мерцающем свете этого фонаря из темноты возник призрак в белых одеждах.

Потом стало ясно, что платье на «призраке» не белое, а полосатое — одежда рабыни, рваная, перепачканная кровью. Лицо загадочного существа покрывали синяки и кровоподтеки; один глаз совершенно заплыл; волосы исчезли под черной коркой запекшейся крови — их, похоже, выдирали горстями. В руках существо сжимало сломанный кол. Оно стояло в дверях темницы, дрожа и покачиваясь, как «пламя свечи на ветру», — во всяком случае, так выразился Оррек.

Лицо «призрака» несколько переменилось, когда он увидел Пера Актамо, стоявшего рядом с Орреком.

— Братец… — прошептал «призрак».

— Госпожа Тирио! Неужели это ты? — воскликнул Пер. — Мы здесь, чтобы выпустить на свободу ганда Иораттха.

— Тогда входите, — пригласила она, и Оррека поразил ее тон: она приглашала их войти так же любезно, как если бы принимала у себя в доме желанных гостей.

Борьба в коридоре между тем стала более ожесточенной, но через некоторое время стихла. Кто-то принес из караульного помещения лампу поярче, и офицеры вошли в темницу. Пер и Оррек последовали за ними. По стенам этой большой комнаты с низким потолком и земляным полом метались страшноватые тени; в ней стоял какой-то тяжелый сырой запах. Иораттх лежал на длинной широкой лавке, больше похожей на стол, и был скован цепями по рукам и ногам. Его волосы и одежда сильно обгорели и почернели; обнаженные голени и ступни покрывала жуткая кровавая корка. Приподняв голову, он сказал скрипучим голосом, похожим на скрежет металлической щетки по бронзе: «Снимите с меня эти цепи!»

Пока офицеры снимали с него оковы, он успел заметить Оррека и с удивлением спросил:

— А ты как сюда попал, поэт?

— Следом за твоим сыном, — ответил Оррек.

На это Иораттх ничего не ответил, лишь гневно повел глазами и прохрипел, ибо глотка его тоже была обожжена:

— Где же он? Где?

Оррек, Пер и офицеры растерянно озирались. Потом кто-то сбегал в караулку и выяснил, что солдаты успели схватить лишь четырех жрецов, остальные исчезли. И вместе с ними Иддор.

— Господин мой, — сказал ганду один из офицеров, — мы непременно его найдем. Но если бы ты сейчас… Если бы ты сейчас смог предстать перед войсками, господин мой! Ведь люди считают, что ты умер…

— Ну, так поторопитесь! — прорычал Иораттх.

И Оррек заметил, что, как только они освободили от цепей его руки, он тут же вцепился в ту женщину в полосатом платье, что молча стояла с ним рядом.

Потом ганду освободили ноги, и он попытался встать, но оказался не в силах, выругался и снова рухнул на скамью, но руки Тирио Актамо так и не выпустил. Офицеры обступили своего ганда, собираясь нести его на руках.

— Вместе с нею, — нетерпеливо заявил он, указывая на Тирио. — А они пусть идут рядом! — И он ткнул пальцем в Оррека и Пера.

Так что они все вместе поднялись по лестнице на верхнюю галерею, которая опоясывает Зал Совета и выходит на просторный балкон над парадным входом, весь залитый солнцем. Отсюда ораторы обычно обращались к горожанам, собравшимся на площади Совета.

С балкона было видно, что вся обширная площадь заполнена людьми, но люди все подходили и подходили, тянулись на площадь по всем улицам и переулкам. Такого огромного скопления народа Орреку еще видеть не приходилось; горожан уже собралось, наверное, в тысячу раз больше, чем альдов.

Когда Иддор, которого альды уже считали своим новым повелителем и главнокомандующим, проскакал мимо них во дворец, даже не махнув им рукой и не подав никакого знака, солдаты растерялись и стали прислушиваться к тому, что говорят в толпе. Узнав, что ганд Иораттх, оказывается, жив, они окончательно перестали понимать, что происходит. Ряды их были сломлены; они уже не знали, кому служить; одни обвиняли других в предательстве Иораттха, а те, наоборот, твердили о том, что нельзя предавать нового ганда Иддора. Теперь горожане, вооруженные чем придется, без труда прорвались на площадь, однако еще до начала схватки офицеры сообразили, что противник значительно превосходит их численностью, быстро построили солдат и приказали им немедленно покинуть площадь. После этого большая часть альдов собралась у входа в Дом Совета, на выложенной мраморными плитами площадке, образовав плотный полукруг. Воины в голубых плащах стояли лицом к толпе с обнаженными мечами в руках; они не угрожали, но и отступать явно не собирались.