Книга Удивительная женщина - Нора Робертс

— Она взяла ссуду.

Во рту у него возник привкус горечи, не имеющий никакого отношения к табаку. Он не верил в нее, не очень верил в собственные чувства. Она была слишком горда, чтобы рассказать ему то, что только что рассказала Шантел.

К черту гордость! Разве он не имеет права знать? Разве он не имеет права… Приводя в порядок свои мысли, он смотрел на огороженный участок и горы за ним. Нет, дошло вдруг до него, задета его гордость как человека, так и писателя! Она знала, что он думает о ней, и мирилась с этим…

— Почему вы мне это рассказываете?

— Потому что должен найтись человек, который мог бы внушить Эбби, что она ни в чем не виновата и не могла предотвратить случившееся! Я думаю, что вы и есть тот самый человек! Мне кажется, у вас хватит и сил, и характера, чтобы сделать ее счастливой! — Шантел вздернула подбородок, и глаза ее потемнели.

Дилан улыбнулся:

— Вы взрывоопасная женщина! Сначала я этого не заметил!

Шантел улыбнулась в ответ:

— Я тоже сначала кое-чего в вас не заметила!

Мадди выглянула из двери черного хода:

— Шантел! Лимузин уже ждет!

— Иду, иду! — Шантел отступила назад и окинула Дилана проникновенным взглядом. — Еще одно, Дилан! Если вы обидите Эбби, вам придется иметь дело со мной!

— Достаточно ясно! — Он протянул ей руку.

Словно удивившись и ему, и самой себе, Шантел крепко пожала ее:

— Удачи вам, Дилан!

— Благодарю вас!

Прощание было долгим, шумным и слезливым. Мадди подошла к Дилану и крепко и нежно обняла его, прошептав на ухо:

— Удачи вам, Дилан! Мне кажется, вы очень ей подходите! — Отступив на шаг, она произнесла: — Добро пожаловать в новую семью, Дилан!

Каждый член семьи дважды обошел лимузин, прежде чем сесть в него. Мальчишек удалось уговорить успокоиться и сесть в него только после того, как они ощупали и нажали на каждую кнопку. Опустив и подняв стекла в боковых окошках не менее полдюжины раз и включив теле- и стереосистему, они разрешили Эбби тронуться с места и подвести лимузин к крыльцу, чтобы погрузить всех отъезжающих. Безмятежный, как океанский лайнер, лимузин проехал по колее проулка.

— В следующий раз лимузин поведу я! — заявил Крис. — Надену такую же шляпу, как у мистера Дональда, и сяду на переднее сиденье!

— А я предпочитаю заднее сиденье с телевизором!

Эбби рассмеялась и взъерошила вихры Бена:

— В этом мальчике есть много от О'Харли! Не знаю, как вам, но мне хочется выпить чего-то холодного, прежде чем заняться уборкой в кухне!

— А можно нам пойти поиграть с жеребятами? — уже от крыльца спросил Бен.

— Только очень осторожно! — крикнула Эбби вслед сыновьям. Со вздохом она вернулась в дом. — Я уже по ним скучаю!

— Вот это семья!

— Чтобы не сказать больше! Ты ищешь соду?

— Нет. — Дилан беспокойно ходил по кухне. Слова Шантел все еще тяготили его. И это, и все остальное, что он узнал в последние дни, не давало ему покоя. Он недооценил Эбби, и теперь в нем поселилась неуверенность в себе. — Эбби, дом и ферма очень важны для тебя?

— После мальчиков это для меня самое главное! — Она наполнила стакан льдом.

— Ты не слабый игрок!

Он сказал это так, что заставил ее обернуться и уставиться на него.

— Мне не хочется так думать!

— Почему ты позволяла Рокуэллу третировать себя? — требовательно спросил Дилан. — Почему ты позволила его матери лишить тебя и детей всего, на что вы имели законное право?

— Погоди минутку! — Ей нужен был день или хотя бы час, чтобы снова погрузиться в эту историю. — Дженис это, фактически, не волновало, а особенно биография Чака.

— Черт с ней, с этой биографией! — Он взял ее за руки. Только в этот момент он понял, что книга ничего не значит, некоторое время уже ничего не значит. Значение имела только Эбби! Дилан понял, через что она прошла, что она сделала, что с ней сделали! Если она не питает к ним ненависти, он сам их возненавидит.

— Дженис постаралась, чтобы ты не получила ни цента из трастового фонда Рокуэллов. Если бы ты получила причитающуюся тебе по закону долю, то не пришлось бы брать ссуду и долгие годы расплачиваться. Ты и твои дети имели право на эти деньги. Почему ты допустила это?

— Не знаю, где ты накопал эту информацию. — Эбби изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но горечь душила ее. Она не имела никакого желания снова ворошить прошлое. — Дженис имела право на контроль над фондом. Чак должен был унаследовать фонд лишь в тридцать пять лет, но он до этого не дожил. По закону это ее деньги!

— И у тебя не возникло мысли обратиться в суд?

— Нет. Чак оставил нам немного денег.

— То, что осталось после того, как он продул весь приз?

Эбби кивнула. А потом выдвинула последний аргумент, который приводила себе уже не первый год:

— Он оставил достаточно, чтобы дети смогли поступить в колледж!

— А ты все это время выплачивала ссуду, чтобы иметь крышу над головой?

Эбби побледнела. Дилан не представлял, как оскорбляло ее постоянное безденежье, а теперь смущало, что он узнал об этом.

— Дилан, это не твое дело!

— Теперь — мое! Ты — мое главное дело! Ты знаешь, что я почувствовал, узнав, что ты моешь полы в доме какой-то женщины?

Эбби нетерпеливо фыркнула:

— Какая тебе разница, чьи полы я мою?

— Для меня это большая разница, потому что я не хочу, чтобы ты… мне невыносима мысль о том, что ты… — Он выругался и предпринял еще одну попытку: — Мы могли бы быть откровенными друг с другом, может быть, не с самого начала, но позже, когда стали что-то значить друг для друга.

«Что значить?» — хотела она спросить. По крайней мере, она была откровенна относительно своих чувств. Она взяла с плиты кофейник и спокойно подошла к раковине, чтобы наполнить его мыльной водой.

— Я была так откровенна, как только могла. Если бы дело касалось только меня, я бы рассказала тебе все, но я должна была подумать о мальчиках.

— Я не сделаю ничего такого, что причинило бы им боль. Я на это не способен.

— Дилан, почему это для тебе так важно? — Эбби напряженно думала. Черт возьми, она все время не имела покоя! Она ощутила, как в ней нарастает гнев и начинает пульсировать жилка на виске. — Это всего лишь деньги! Ты не хочешь упустить их?

— Да разве речь идет только о деньгах? Нет! Если уж тебя обманули, ты должна была сказать мне об этом! — Расстроенный, он и себя винил, и сердился на нее. Внезапно перед ним возникла картина: она, как принцесса, стоит укутанная в белый мех. — Ты продала ту проклятую белую норку, чтобы восстановить крышу!