Книга Порванная струна - Наталья Александрова

Во второй половине дня в реанимацию привезли двоих послеаварии. А профессора Зайончковского перевели в палату, где разрешили садиться вкровати и двигать руками. К тому времени он вспомнил об ужасной смерти своейсотрудницы Марии Потаповны, что усугубило его решимость разобраться в деле сфлюосцином. Он еще напряг память и сообразил, что записал координаты лаборантапо фамилии Рузаев на листочке, а листочек, чтобы не потерялся, положил в футлярдля очков.

Профессор Зайончковский имел неплохое зрение, но читать иписать в силу возраста без очков уже не мог, поэтому всегда носил очки вкармане. Он еще раз представил себе картину: Тархун стоит, размахивая тощейпапочкой, и вещает, оглядываясь на портрет Ленина, он записывает адрес, потомснимает очки, убирает их в футляр и туда же кладет листочек, чтобы поскорееуйти из отдела кадров от надоевшего до чертиков Тархуна.

Осторожно подняв левую руку, Раймонд Генрихович не глядяпошарил в тумбочке и, к великой радости, нашел свой очечник. Вот и бумажка скоординатами Рузаева…

Открылась дверь, и сестричка внесла поднос с лекарствами.

– Сейчас померим температуру, примем лекарство, и до утравас никто беспокоить не будет! – весело объявила она.

Девушка была молодая и хорошенькая. А может, так показалосьиз-за того, что слишком туго был затянут слишком коротенький белый халатик ислишком кокетливо топорщился на золотистых кудряшках белый колпачок. Профессордождался своей порции лекарств и протянул ей листочек.

– Милая девушка, это очень и очень важно! Позвоните по этомутелефону, – он взял у нее из кармашка шариковую ручку и записал телефонВиктории, – спросите профессора Викторию Львовну Залевскую и передайте ейвот эту информацию. Скажите, что по поручению профессора Зайончковского. Большеничего можете не объяснять, она поймет. Позвоните?

– Конечно, позвоню, не волнуйтесь, – улыбнуласьсестричка и выпорхнула из палаты.

«Как бы не забыла, – переживал профессор, – а топотом Виктория уйдет и все до завтра отложится. Вроде славная девчонка,хорошенькие судьбой не обижены, так на людей свою ущербность не переносят. Хотячто это я? Красивые женщины-то как раз самые стервы и есть…»

Профессор удивился, что это он в свои годы вдруг задумался оженщинах. Перед смертью, что ли?

Надежда сидела в кабинете Виктории за ее письменным столом иот нечего делать точила карандаши. Викторию задержали в лаборатории – что-тотам со срочной экспертизой, и теперь Надежда изнывала от нетерпения. Времени –девять часов вечера, и мало того что муж придет раньше ее, так еще и ужинасегодня нет. Она покаянно подумала, так ли уж не прав ее муж, когда запрещаетей совать нос во всякие криминальные истории, а просит только, чтобы она былаосторожна и не возвращалась домой в темноте.

«Но ведь это так скучно! – внезапно сказала она самойсебе. – Ужасно скучно сидеть дома и заниматься домашним хозяйством. Даймужу волю, так он и с работы меня заберет. А что? Денег платят мало… Но я жепросто зачахну, и мозги совершенно заплесневеют, если я перестану их чем-нибудьзанимать. Не решать же, в самом деле, кроссворды, как делает моя мать, чтобыраньше времени не впасть в маразм».

Безрадостные размышления Надежды были прерваны телефоннымзвонком.

– Простите, это профессор Залевская? – раздалсянеуверенный женский голос.

– Ее сейчас нет… но если нужно что-то передать…

– Да-да, конечно, – оживилась девушка, – этоговорят из больницы по просьбе профессора Зайончковского.

– Говорите, девушка, я записываю! – чуть не завопила отрадости Надежда.

– Значит, лаборант Рузаев Юрий Викторович, Рябовское шоссе,дом тринадцать, квартира двадцать два… Это все, но вы передадите профессоруЗалевской? Я обещала…

– Не волнуйтесь, я обязательно все передам! Спасибовам! – Надежда повесила трубку и закрутилась по кабинету.

Виктория была занята, да и зачем она нужна? То есть онанужна, и спасибо ей за то, что выяснила насчет флюосцина, но что теперь-тоделать? Есть адрес того человека; допустим, по справке можно будет узнать еготелефон. Позвонить и спросить: «А не вы ли, случайно, украли из лабораториипрофессора Зайончковского ампулу с флюосцином? И не вы ли подложили ее в цветокдевушке-скрипачке?» Идиотство какое-то…

Виктория, конечно, скажет, что нужно идти в милицию. Но вкакую милицию? Куда конкретно, по какому адресу? В то районное отделениемилиции, которое расследует смерть малозаметной пожилой женщины МарииПотаповны? Но профессор Зайончковский болен, а они в этом деле посторонние, ихи слушать там не будут. Или обращаться в районное отделение (другого района),из которого приходили в квартиру покойной соседки Зинаиды Павловны? И тамрассказывать историю про цветок, приводя в свидетели саму Зинаиду, соседа ИванаФеоктистовича и привлекая Викторию в качестве эксперта? Не поверят, дажезаслуги и титулы профессора Залевской не помогут. У них считается, что девушкаумерла от естественных причин. Дело закрыто, а поскольку никто их не теребит,то и не станут они начинать расследование.

Либо же она, Надежда, должна идти завтра к следователюГромовой и долго и нудно объяснять той все сначала, что называется, от печки.Вряд ли у Громовой достанет желания и времени слушать невероятную историю, темболее что Надежда и сама еще не понимает, в чем же тут дело. На первый взгляд исвязи-то никакой нет в этих смертях, только что девушки были знакомы и обе наскрипке играли. Нет, Громову надо бить неопровержимыми доказательствами, иначетолько хуже сделаешь.

Таким образом, убедив себя, что совершенно необходиморазобраться в этом деле спокойно, не привлекая посторонних, Надежда НиколаевнаЛебедева спрятала листок с адресом подальше в сумочку и тихонько выскользнулаиз кабинета своей подруги Виктории, тщательно прикрыв за собой дверь.

Скрипка звучала еле слышно, как будто теряющий силы женскийголос тихо жаловался на свое одиночество. Он нажал кнопку, остановив запись:она не доставляла уже прежней радости, прежнего умиротворения. И боль, этамучительная боль, стягивавшая железными обручами его череп, не проходила, аусиливалась от звуков музыки… Значит, он ошибался, эта музыка недостойна егопреданности, его служения?

Он обхватил голову руками, стараясь унять боль или хотя быне дать ей разорвать голову на куски, выплеснуться за пределы его мозга…

Охваченный лихорадочным возбуждением, он взял заранееподготовленную сумку и выбежал на улицу, пошел быстрыми шагами все туда же –туда, куда гнала его боль, туда, куда звала его единственная цель… Он налетелна какого-то толстого старика, тот обернулся и долго кричал вслед злобные ибессмысленные слова, но это было несущественно, это не имело никакого значения.Важно было только одно: он наконец понял, что должен делать, понял, что до сихпор неверно вел себя. Он был слишком деликатен. Сейчас он докажет, что оннастоящий мужчина… Ведь им всем, всем этим жалким и жадным самкам, нужно одно:им нужно почувствовать сильную руку повелителя, властелина, хозяина…