Книга Добро пожаловать в Пхеньян! - Трэвис Джеппсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда говорят, что эти преступления совершали «американцы» – не «американские солдаты» или, возможно, «американское правительство», а именно «американцы», фактически утверждают, что не только все американцы поголовно замешаны в этих злодеяниях, но и то, что по своей сути все американцы такие – животные, – о чем сообщается в каждом уголке музея вплоть до самого конца экспозиции. Наконец, обвиняя американских ублюдков, северокорейцы пытаются уклониться от болезненно-травматической правды: ужасающие преступления, совершенные против них – как и то, что они сами совершили, – это преступления корейцев против корейцев: гражданская война под корень уничтожила любой намек на цивилизованность и ощущение гражданственности.
Из-за отсутствия самоосознания и критичности в системе образования корейцы часто просто не замечают вопиющих противоречий в том, что они сами говорят. Как вам скажет любой, кто пытался понять какую-нибудь книгу Ким Чен Ира, текст любой его речи (или хотя бы читал передовицу «Нодон Синмун»), пропагандистская риторика представляет собой такую мешанину страстного сумбура, воинственного и агрессивного битья кулаком в грудь, что из нее с трудом можно извлечь хоть незначительную крупицу смысла. Это всё действует разрушающе, потому что – и это сразу замечают иностранцы – экспозиция музея оставляет в тени любую правду о случившемся в Синчхоне. То, что нам показали, было псевдоисторическим музеем, экспозиция апеллировала только к эмоциям. И это является ключевой тактикой системы в деле инфантилизации своего народа; цель режима – научить не думать, а ощущать. Единственным путеводным принципом является упрощенное противопоставление добра и зла. Не менее примитивные понятия используют и некоторые западные политики в своей пропагандистской войне против Северной Кореи («ось зла», например). Рассудок и логика напрочь отсутствуют в таких подходах и в такой окружающей среде. Остается только иррациональный страх и паранойя, которая заполняет зияющие дыры сознания.
Итак, что же НА САМОМ ДЕЛЕ произошло в Синчхоне? В своем романе «Гость», основанном на нескольких беседах с северокорейским пастором, проживавшим в Синчхоне во время резни, Хван Сокюн называет двух «гостей-чужестранцев», навязанных корейцам в период колонизации и разделения. Эти «гости» – изначальная идеологическая причина всех случившихся беспорядков и актов насилия: христианство и марксизм.
Христианство пришло в Синчхон довольно рано. Во времена японской оккупации в регионе действовало много отрядов борцов за свободу и независимость. Что касается экономики, то Синчхон находился в одном из самых богатых мест к северу от 38-й параллели. После изгнания японских колонизаторов многие молодые местные жители выступили против коммунистических репрессий, направленных на подавление религии, а также против принципов земельного передела. У них было два варианта действий: бежать в Южную Корею или остаться и сформировать тайное, подпольное антикоммунистическое сопротивление, которое могло бы время от времени сражаться с Корейской народной армией.
Согласно позиции южнокорейского историка Хан Сонхуна, когда северокорейские войска отступили от Синчхона в октябре 1950 года, местные коммунисты объединились в партизанские отряды, которые заняли место регулярной армии. Они вступили в борьбу с армией Южной Кореи и возглавляемыми США войсками ООН, которые вошли на эту территорию. В результате к моменту, предшествовавшему резне конца 1950 года, Синчхон и его окрестности превратились в рассадник агрессивных настроений как среди леваков, так и среди праворадикалов. Когда силы США и Южной Кореи вошли в город, отряды правых радикалов почувствовали, что чаша весов склоняется на их сторону. Несмотря на то что Корейскую народную армию в это время вытеснили из уезда Синчхона, ни США, ни Южная Корея не смогли установить полный контроль над ним из-за многочисленных перемешанных друг с другом партизанских отрядов самой разной направленности, большого числа убийств, которые совершались в отместку за недолгие победы одних над другими. Хан пишет: «Эти убийства из мести обнажили природу гражданской войны в Корее, которая не ограничивалась кровной местью. С момента окончания японского колониального владычества и освобождения нации до образования Корейской Народно-Демократической Республики продолжавшиеся экономические и религиозные конфликты между левыми и правыми привели к взрывному результату – войне».
В годы, последовавшие сразу после бойни, когда Корейская война еще полыхала, до базирующейся в Бельгии Международной ассоциации демократических юристов дошли слухов о кровавой резне мирного населения в Синчхоне, и в 1951 и 1952 годах она отправила в регион группы специалистов по правам человека для проведения расследования. Во время каждого посещения опросили большое число свидетелей. В итоговом отчете группа заявила, что нашла неопровержимые доказательства того, что американские военные действительно совершали массовые и единичные убийства мирных жителей, включая женщин и детей. (В этом же отчете появились обвинения США в применении против своих врагов химического оружия и болезнетворных микробов, что США продолжает отрицать и по сей день.) Со своей стороны Хван, проведя собственное расследование перед написанием романа, собрал свидетельства некоторого количества очевидцев, которые утверждали, что массовые убийства корейцев совершались их же согражданами, а к насилию охотно прибегали обе стороны политического раскола. Квак Покхён – южный кореец, сражавшийся во время войны в одном из антикоммунистических партизанских отрядов, утверждал, что резня была устроена корейскими праворадикальными боевиками. Квак даже признал, что он сам участвовал в убийствах, но при этом говорил, что число погибших гражданских лиц было сильно преувеличено северокорейцами.
По словам Квака, один из случаев массового убийства произошел вскоре после того, как американцы пересекли 38-ю параллель, а силы христианских ультраправых партизан установили контроль над окрестностями Синчхона. Укрывавшиеся на военной базе в районе гор Кувольсан прокоммунистические партизаны, гонимые голодом, стали проникать в Синчхон. Христианские правые радикалы захватили один из таких отрядов, завели дюжину бойцов в глинобитную мазанку в яблоневом саду и затем подожгли ее. Тех, кто попытался вырваться из этого крематория, искромсали до смерти вилами.
Другие источники утверждают, что резню устраивали отряды специальной полиции, направленные в регион южнокорейским диктатором Ли Сынманом вслед за наступавшими американскими войсками. Из этого следует, что если американская армия и не участвовала в бойне, то ее военнослужащие, несомненно, были свидетелями происходившего или, по крайней мере, знали об этом, но не предприняли ничего для того, чтобы остановить зверства.
Резню в Синчхоне, заключает Хан, «нельзя рассматривать просто как взаимные убийства левых и правых. Необходимо понимать, что это результат прорвавшихся наружу после освобождения противоречий, которые были еще в колониальный период, последствие разделения страны и образования двух отдельных государств на Юге и Севере. Все это вылилось в войну, которая противоречия классового, иерархического и религиозного характера только обострила».
* * *