Книга Что такое Аргентина, или Логика абсурда - Оксана Чернявская

– Классно выглядишь! – Он удивленно повел бровью, и мне понравилось, что я казалась ему моложе.

– А мне, вообще-то, сорок два, – по-детски довольно, что ему удалось меня провести, подхихикнул Пепе.

– Что?!

Я даже не знала, что и сказать… на сорок два он точно не выглядел, но Пепе протянул свои права, с фотографией и датой рождения.

– Поверила? – Он засмеялся. – Ладно, у меня назначен курс лазера в Италии по приезде, один шрам я уже убрал, сейчас этот. – Он дотронулся до щеки. – Ну и общее омоложение заодно сделаю. Хочешь? – Пепе подмигнул мне, все еще забавляясь тем, как ловко выведал мой настоящий возраст.

Потом он стал расспрашивать меня о Москве: ему очень хотелось открыть там ночной клуб, но я свернула разговор в другое русло:

– Ты женат?

Пепе отрицательно покрутил головой.

– Дети?

– Нет. – Он покрутил головой еще более грустно. – Мне нельзя. Не могу.

Я вопросительно уставилась на него, не зная, продолжать ли эту деликатную тему, но мне было любопытно. Сейчас, когда медицина шагнула так далеко, что семидесятилетние мамаши, качающие близнецов в морщинистых руках, и семьи из двух пап или мам стали едва ли не нормой, состоятельному человеку говорить о проблемах с деторождением было как-то странно.

Видя мое недоумение, Пепе пояснил:

– Сейчас люди не те пошли. Нет уже никаких кодексов. Не смотрят, что дети… Я не могу подвергать опасности близких, лучше, когда нет семьи…

От такого признания я поперхнулась тирамису. А Пепе продолжал рассказывать. В прошлом году умер его папа, который был главой неаполитанской мафии Каморры, и вот теперь этот титул – «ля копола» – перешел ему.

– А это, сама понимаешь, накладывает обязательства.

Помимо ресторана в Мар-дель-Плате, Пепе был владельцем судоверфей в Сардинии, яхт-клуба в Сорренто, а каждой из своих сестер, о которых теперь, после смерти отца, ему приходилось заботиться, он отдал по рыболовецкому флоту, корабли которого промышляли вдоль всего Амальфитанского побережья и обеспечивали рынок Калабрии и Сицилии практически на эксклюзивных правах.

– Так мне спокойнее. Если что со мной случится, девочки устроены и племянники в хорошем деле.

Я слушала Пепе и не могла оторвать взгляда от шрама на его щеке. Почему-то сейчас он стал более заметным. Вспомнила, как он спросил при нашем знакомстве, от кого я скрываюсь, узнав о запутанной географии моей жизни и наличии разных паспортов, и подумала, что это скорее похоже на его ситуацию.

Как будто прочитав мои мысли, Пепе продолжил:

– Но мне уже надоела эта жизнь, слишком много ответственности и риска. Я решил политикой заняться. Почему нет? Здесь спокойно, не стреляют. Я лоббирую кандидата на выборах. Обеспечиваю ему лояльность и поддержку местного капитала. Будем ставить своего президента. Завтра у меня как раз собрание с самыми влиятельными семьями в Мар-дель-Плате, владельцами пятизвездочных отелей, порта.

– И кого ты продвигаешь? – выдохнула я, раскрасневшись от любопытства и моего любимого шампанского «Дон Давид».

Пепе без заминки назвал имя одного из основных кандидатов, пояснив, что сначала работал с другим, но этот в итоге оценил «лояльность и поддержку» в более высоких цифрах.

Мои домыслы о недоговоренном принимали форму телесериала, все то, что я сейчас услышала, мне казалось больше похожим на творчество Марио Пьюзо, чем на реальную жизнь, частью которой являюсь и я, сидя сейчас с Пепе в его ресторане, рассматривая его шрам и внимая откровениям киллера.

– Послушай, а почему ты мне все это рассказываешь? – спросила я, подумав, что меня так просто не провести и что, скорее всего, эта его бравада – не более, чем фантазии итальянского мальчика, игравшего в детстве в мафию так же, как русские мальчики играли в войну с фрицами. – Ведь мы совсем не знакомы. Откуда ты знаешь, что я… скажем, не любовница Макси, сына президента? Что я не позвоню ему этой же ночью, чтобы все рассказать, что от тебя услышала? Или еще кому-нибудь?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, и было не совсем понятно: он просчитывает вероятность того, что я только что сказала, или хочет соблазнить меня, – но меня охватило волнение.

– Моя милая рогацца, – улыбнулся Пепе, выдержав паузу, – кто же тебе поверит? Ты слишком умна, чтобы рассказывать небылицы своим любовникам. Кстати, у тебя есть любовник? Правда? Вот это мне не нравится. Пошли-ка лучше в «Флоридиту» пить мохито.

И, приподнявшись из-за столика, он взял меня за руку с видом человека, который не спрашивает, а сообщает о дальнейшем совместном плане действий. Но я уже была не в состоянии вмещать в себя новые впечатления ночи, мне казалось, что еще одна история, еще одно признание или эпизод, и я, как графин, в который по невнимательности перелили воду, растекусь эмоциями, к тому же подогретыми алкоголем. Мне хотелось остаться одной и все обдумать. Пепе не настаивал, отвез меня домой, галантно поцеловал руку, когда я выходила из «мерседеса», и учтиво подождал, пока я не помахала ему, уже открывая подъездную дверь, затем подмигнул фарами и исчез в темной южной ночи, оставив меня почти сомневаться в ее реальности. На следующий день он учтиво поинтересовался по телефону, хорошо ли я провела время накануне, и был очень мил, даже трогателен, как обычно путая в эсэмэске испанские, итальянские и английские слова.

Мне все же хотелось попасть в известный кубинский клуб-ресторан, куда он звал и где всегда были очереди на входе, которые я обходила стороной. «Флоридита» славилась красивыми девушками, экзотическими коктейлями и официантами с внешностью королей подиума и больше напоминала заведения Майами-бич, чем оригинальный клуб в Гаване, прославленный Хемингуэем. Мы попали туда двумя днями позже.

Нырнув в темноту, вздрагивающую неоном, как бегущий по темным аллеям парка атлет огоньками на кроссовках, мы встретились с громилой необычных для местного некрупного населения размеров. Спираль рации за его ухом свидетельствовала о классе заведения, где вышибалы были оснащены не только мускулами, но и современной технологией. Мы были старше большинства посетителей, но мне показалось, что радушный прием, который нам оказали, был все же не из уважения к нашему почтенному возрасту. Охранник-великан что-то передал по рации, и к нам тут же выскочил оживленный то ли метрдотель, то ли сам хозяин заведения, – я так и не поняла, – но радовался он, приветствуя Пепе, не меньше, чем при встрече любимого брата или известии о получении премии. Пока он лучезарно рассыпался в комплиментах мне, а я улыбалась и что-то отвечала, я и не заметила, как мы с Пепе оказались за столиком в самом удобном и уютном месте у окна, неизвестно откуда появившемся в переполненном ресторане клуба. Столик моментально, будто скатерть-самобранку расстелили, покрылся закусками, аппетитными свежеиспеченными булочками и хрустящими кростини, а внимательный официант спросил, что мы будем пить, и, предвосхищая ответ, слегка приподнял бровь: «Как всегда?» Пепе пояснил, что только у них есть какое-то необыкновенное вино из маленького эксклюзивного виноградника Мендозы, которое я непременно должна попробовать и оценить. Официант ушел за вином, а к нам вышел шеф-повар, оказавшийся таким же красавцем, как и прочие сотрудники заведения (исключая громилу с рацией). Радость, с которой шеф приветствовал Пепе, мне показалась более искренней, чем у метрдотеля. После ее изъявления он перешел к описанию тех блюд, которых не было в меню и которые он собирался приготовить для нас лично, дав понять, что это лучшее, на что он способен. Ну как тут спорить? Мы согласились на все и принялись за закуски. Вскоре принесли теплый салат с козьим сыром и тигровыми креветками в кисло-сладким соусе, приправленный маракуйей и кинзой, и баранину с розмарином, нашпигованную грибами портобело и украшенную карамелизированными колечками лука. Сочетание экзотических вкусов было бесподобным, каждый играл своим ароматом, создавая восхитительный букет удовольствия во рту. Я не могла оторваться, но, впрочем, заметила несколько длинноногих девиц у бара, провожающих долгими взглядами каждый кусочек еды, который Пепе отправлял в рот.