Книга На перекрестке - Ирина Быстрова

Я знала, что так и будет. Что это дурацкое озарение придет в самый неподходящий момент. Нет чтобы дождаться, когда я останусь наедине с собой, так оно свалилось мне на голову именно сейчас. Сидело у меня на правом плече и настойчиво нашептывало мне на ухо все, что ему пришло на ум. Оно уже знало, что я буду делать дальше.

Я не смогу промолчать. Я ненавижу всяческую ложь. Сама лгу мало и терпеть не могу, когда лгут мне. И почти всегда лезу выяснять отношения по поводу этой лжи. Не обвиняю, нет, просто докапываюсь до причин. Потому что самое важное — это причины. Не те слова, что были сказаны, а то, что подвигло на них. Я хотела понять, зачем он все это затеял и ради какого удовольствия мы играем сейчас в игру под названием «у-нас-все-так-замечательно»?

Что его не устраивает во мне? Секс? Образ жизни? Образ мыслей? То, как я громко хохочу на людях? Или то, что я всего-навсего какой-то там маркетолог? Хотя эта девица, что приходила, вообще не производит впечатления человека, озабоченного проблемами продвижения по службе, так что, скорее всего, дело не в моем вялом карьерном росте.

Но даже если его что-то не устраивает, то — будь любезен, скажи. Мы не маленькие дети, чтобы прятаться по углам и отмалчиваться. А может, его уже ВСЕ не устраивает и он не знает, как порвать со мной? Тогда к чему эти разговоры о том, что его маман наконец-то полюбила меня и это здорово? Если ему все осточертело — уходи! Нам ведь нет никакой надобности цепляться за видимость отношений. Мы не женаты. Нам не надо растить совместных детей. Мы ничего друг другу не должны.

Вот сейчас меня прорвет, поняла я и с тоской огляделась. Мы стояли в пробке у светофора перед Тучковым мостом. И еще, видно, долго простоим. Никуда не деться. Разве что выскочить из машины и побежать куда глаза глядят. Но это как-то по-идиотски. Я сделала глубокий вдох, потом выдох.

— Что? — спросил Павел. — Душно?

Я помотала головой.

— Или клаустрофобия прихватывает? — ухмыльнулся он. — Ты такая нежная.

«А Вика нет?» — успела подумать я, и тут меня все-таки прорвало.

— Зачем? — выдохнула я.

— Что? — Он повернулся ко мне.

— Зачем тебе две женщины? — выпалила я.

— Что? — Он ошарашенно уставился на меня.

Сзади засигналили. Он врубил передачу, тронулся с места, и мы повернули на Добролюбова. И притормозили у автобусной остановки.

— Что? — повторил он, глядя на меня. — Что ты сказала?

— Зачем тебе две женщины? — вздохнув, проговорила я.

— Какие две женщины? — сказал он ничего не выражающим голосом.

— Я и Вика.

— Вика, — эхом откликнулся он. — Откуда знаешь?

— Она меня нашла, — сообщила я, — и явилась с разговором.

— Когда?

— Вчера.

— Домой приходила?

— Нет, на работу.

— И что?

— То есть? — Я посмотрела ему прямо в глаза. — Что ты имеешь в виду?

— Дура, — спокойно произнес он.

— Кто? — обомлела я. — Я?

— Вика. Чего потащилась к тебе? — Он пожал плечами. — И вообще, как нашла-то?

— Не знаю…

— Идиотка, — процедил Павел, глядя прямо перед собой. — Надо же было до такого додуматься! Хотя, конечно, можно было предполагать…

Я не верила своим ушам. Это все, что он может сказать по этому поводу?

— Послушай, — откашлявшись, проговорила я, — это все, что ты можешь сказать?

Он дернулся и, все так же не глядя на меня, ответил:

— Ну…

Внезапно я как бы отключилась от происходящего. Как будто вышла из машины и со стороны наблюдала за людьми, сидящими в ней. И это было смешно. То, как эти люди вели себя. Ситуация, подвигнувшая их на выяснение отношений, была банальна донельзя. И понятна до последней запятой. Мужчине нечего было сказать своей спутнице. Во-первых, потому, что все, что бы он ни сказал, будет истолковано не в его пользу. Во-вторых, потому, что он, похоже, не считал себя виноватым. Во всяком случае, не настолько, чтобы в чем-то оправдываться. Женщина же это все прекрасно видела, однако желала услышать какие-то объяснения. Просто для проформы. Ну нельзя же, в конце концов, сотворив такое, просто сказать: «Ну…»

Смешно-то смешно, но смеяться мне не хотелось. Даже улыбнуться я была сейчас не в силах.

— Ну… прости… — вдруг произнес Павел.

И вот тут я расхохоталась. Предварительно взвизгнув. Истерично. Фу!

Он вздрогнул и пробормотал:

— Ну, что ты…

— Я? — сквозь смех переспросила я. — Я ничего.

— Прости, — повторил он и взглянул на меня. — Простишь?

Я проглотила последний смешок и ответила:

— Детский сад, ей-богу. «Простишь — не простишь». В этом разве дело?

— А в чем? — спросил человек, которому еще позавчера я доверяла.

Я покачала головой. Не сформулируешь. Нужно обладать талантом Франсуазы Саган, чтобы облечь в слова все, что вертелось в то мгновение у меня в голове. Вообще такие вещи обычно вслух не говорят. Их улавливают внутренним слухом подобно тому, как летучие мыши улавливают сигналы, подаваемые их сородичами. И вопрос: «А в чем дело?» — не задают. Просто потому, что благодаря этим незримым волнам понимают, о чем идет речь. Если же не понимают, то никакими словами этому не поможешь. Честно сказать, я думала, что Павел такой человек, что способен понять. Оказалось, что нет, — ему нужно объяснять. И это тоже здорово резануло меня сейчас. Три года рядом со мной был человек, которому ЭТО нужно объяснять! Три года я делила мою жизнь с мужчиной, который — не «наш человек», как любит говорить Дарья. И три года этого не понимала.

Да ладно! К чему сейчас-то лукавить. Все я понимала. Частенько подползали мыслишки об этом. Я отмахивалась от них. В мире нет идеальных мужчин, думала я. Достоинства, которые были воплощены в Павле, просто обязаны были соседствовать с какими-нибудь недостатками. Вот только сейчас мне в голову пришло, что дело не в количестве достоинств и недостатков — у Павла первые явно перевешивали вторые, но толку от этого оказалось мало. Дело в том, ЧТО это за недостатки. Я могу терпеть излишнюю увлеченность работой, мириться с культурной ограниченностью, сквозь пальцы смотреть на ревность, но подрядиться прожить всю жизнь с человеком, которому нужно объяснять элементарное, — это уже чересчур.

Хотя, может, он просто прикидывается? Чтоб выиграть время, к примеру.

— Ты прикидываешься? — спросила я.

— Нет. — Он смотрел мне прямо в глаза. — Я на самом деле не вижу особых поводов для беспокойства. Вика эта…

— При чем тут Вика? — резко перебила я его.

— То есть? — Он удивленно поднял брови. — Из-за нее же весь кипеж.