Книга На высотах твоих - Артур Хейли

– Давайте проявим благоразумие, – предложил Элан, которого беспокоило, не был ли он чрезмерно резок и прямолинеен – он знал за собой этот недостаток и временами принимался с ним бороться. Поэтому сейчас попросил, как ему очень хотелось надеяться, достаточно убедительно:

– Не могли бы вы, мистер Крамер, оказать мне любезность и лично встретиться с этим человеком? Я думаю, он произведет на вас хорошее впечатление.

Крамер покачал головой:

– Какое впечатление он на меня произведет, совершенно не имеет значения. Мое дело – блюсти закон как он есть. Я не пишу законов и не одобряю исключений из них.

– Но вы могли бы представить свои рекомендации.

"Да, – подумал Эдгар Крамер, – мог бы”. Но поступать так у него нет ни малейшего намерения, особенно в связи с данным делом со всеми его сентиментальными нюансами. Что же касается очной беседы с каким-то потенциальным иммигрантом, нынешнее положение ставило Крамера недосягаемо высоко над подобной возможностью.

Нет, было время, когда он вел множество таких бесед – далеко за океаном, после войны, в разрушенных странах Европы.., отбирая для Канады одних иммигрантов и отвергая других точно так же (кто-то однажды высказался в этом смысле), как выбирал бы лучших щенков из вольера. То были дни, когда мужчины и женщины душу готовы были продать за въездную визу, а иногда и продавали, а сотрудники иммиграционной службы сталкивались со множеством соблазнов, перед которыми отдельные из них устоять не смогли. Однако он сам ни разу не дрогнул. И хотя порученное дело было ему не по душе – работе с людьми он предпочитал общее руководство, – выполнял он его истово и исправно.

Он слыл крутым чиновником, незыблемо стоявшим на страже интересов своей страны, отбирая иммигрантов только высшего сорта. Он часто с гордостью думал, что выдавал разрешения на въезд доброкачественным человеческим экземплярам – бодрым, трудолюбивым, физически здоровым…

Отвергая тех, кто по каким бы то ни было причинам не соответствовал этим стандартам, Крамер никогда – в отличие от некоторых других коллег – не испытывал никаких переживаний.

Тут ход его мыслей был прерван. Опять этот настырный юнец.

– Я не прошу разрешить моему клиенту въезд в качестве иммигранта – во всяком случае, в данный момент, – попытался зайти с другой стороны Элан Мэйтлэнд. – Я добиваюсь только самого первого шага с вашей стороны – проведения иммиграционной службой официального расследования на берегу.

Несмотря на твердое решение не обращать внимания на свои ощущения, Эдгар Крамер чувствовал, как мочевой пузырь у него прямо-таки распирает. Его также оскорбляло предположение этого юнца, что он, Эдгар Крамер, мог бы попасть на такую древнюю и элементарнейшую адвокатскую уловку. Поэтому и ответил он с соответствующей резкостью в голосе:

– Я прекрасно понимаю, о чем вы просите, мистер Мэйтлэнд. А просите вы всего-навсего о том, чтобы наше ведомство официально признало этого человека, а потом ответило ему официальным отказом, после чего вы сможете предпринимать какие-то легальные шаги. Затем, когда вы пройдете все процедурные стадии обращений с апелляциями – вне всяких сомнений, затягивая их, насколько возможно, – судно уже уйдет, а ваш так называемый клиент останется здесь. Вы ведь именно это задумали, не так ли?

– По правде говоря, вы угадали, – Элан улыбнулся. Вместе с Томом Льюисом они разработали в точности такой стратегический план. Теперь, когда их замысел был раскрыт, отрицать его казалось неуместным.

– Да-да, угадал! – воскликнул Крамер. – Вы готовы пуститься в дешевое юридическое крючкотворство! – он игнорировал как дружелюбную улыбку Элана, так и свой внутренний голос, предупреждавший его, что он повел себя не правильно.

– Уточним во избежание недоразумений, – спокойно предложил Элан Мэйтлэнд. – Я как-то не считаю, что в мои намерения входило дешевое крючкотворство. Тем не менее у меня есть один вопрос. Почему вы употребили выражение “так называемый клиент”?

Нет, это уж слишком. Саднящий физический дискомфорт, все тревоги предыдущих недель, копившаяся бессонными ночами усталость толкнули Эдгара Крамера на столь резкий ответ, какой в любое другое время он, тактичный и искушенный в дипломатии, и не помыслил бы произнести вслух. Его также возмущало буквально бьющее в глаза пышущее здоровье сидевшего перед ним молодого человека. Он едва заметил:

– Ответ столь же очевиден, как мне очевиден тот факт, что вы взялись за это абсурдное и безнадежное дело с единственной целью – привлечь к себе внимание и сделать на нем рекламу своей персоне.

На несколько секунд в кабинете повисло молчание. Элан Мэйтлэнд почувствовал, как злость горячим румянцем заливает его щеки. В какой-то безумный миг он готов был броситься через стол и врезать как надо этому старикашке.

Обвинение было в высшей степени несправедливым. У него и в мыслях не было добиваться рекламной шумихи – напротив, они с Томом Льюисом долго обсуждали, как им ее избежать, поскольку были убеждены, что чрезмерное внимание прессы будет мешать им предпринимать юридические шаги от имени Анри Дюваля. Только по этой причине Элан решил без огласки посетить управление. А он-то еще собирался предложить воздержаться на некоторое время от заявлений для печати…

Их взгляды встретились. Глаза Эдгара Крамера так и полыхали каким-то странным нетерпением, чуть ли не мольбой.

– Ну, спасибо вам, мистер Крамер, – протянул Элан. Он встал, поднял со спинки кресла пальто, засунул портфель под мышку. – Благодарю, что надоумили, как мне теперь действовать.

Глава 2

Вот уже в течение трех дней после Рождества ванкуверская “Пост” продолжала тему Анри Дюваля – человека без родины. Не отставали от нее, хотя и проявляя гораздо меньшую активность, и обе другие городские газеты: конкурирующая дневная “Колонист” и более умеренная утренняя “Глоб”. В их материалах, правда, проскальзывал определенный скептицизм, поскольку “Пост” первой напала на эту историю.

Теперь же тема практически себя исчерпала.

– Мы отыграли всю гамму, Дан, а чего добились? Интерес-то проявляют все, но практических действий никто не предпринимает, так что давай оставим все это на несколько дней, пока судно не отчалит, а ты тогда сделаешь нам этакий грустный материален о разочарованном парнишке, исчезающем в закатных лучах солнца.

Дело происходило в семь часов сорок пять минут утра в редакции “Пост”. Оратором выступал Чарлз Вулфендт, дневной редактор отдела городских новостей, а аудиторию составлял Дан Орлифф. Распределяя поручения на текущий день, Вулфендт, чей ум, по выражению одного из коллег, вполне мог потягаться с компьютером Ай-би-эм, поманил к себе Дана.

– Как скажешь, Чак, – пожал плечами Орлифф. – И все же я бы подождал хотя бы еще денек.

Вулфендт пытливо оглядел собеседника. Он прислушивался к мнению Орлиффа, считая его опытнейшим работником, но следовало учитывать и другие проблемы. Сегодня в городе разворачивались события, которые станут гвоздем дневных выпусков, и для их освещения Вулфендту потребуется еще несколько репортеров. На горе Сеймур в окрестностях Ванкувера пропала туристка, интенсивный поиск не дал никаких результатов. Все три газеты широко освещали ход спасательных работ, среди горожан росло подозрение, что к исчезновению женщины приложил руку ее муж. Сегодня утром выпускающий редактор прислал Вулфендту записку: “Упала ли Дэйзи сама или ее столкнули? Если еще жива, мы должны добраться до нее раньше мужа”. Прочитав это указание, Вулфендт сразу решил, что Дан Орлифф самый подходящий человек для работы в горах.